«В глухой провинции у моря»

Так же, как и «Автономное плавание» Виктора Устьянцева, ставлю эту книгу на полку с целью прочитать. И причина — та же самая. В школьные годы читал повесть Николая Дубова «Беглец», и она, безусловно, занимает на этой полке почётное место. Действие повести опять-таки происходит в Крыму, недалеко от мест, где я жил, и Крым предстаёт в ней совершенно не туристским и не парадным. Пыльные разбитые дороги, серая степь, жара, нищета, самопальное вино, отдающее ядохимикатами. И люди встречаются такие же, но есть и другие.
С большим интересом перечитаю «Беглеца» и познакомлюсь с другими произведениями.

Ставлю на полку авансом. В школьные годы читал другую книгу Виктора Устьянцева — «Флагман». По тогдашним впечатлениям — нормальный такой, качественный соцреализм, где главный положительный герой неладно скроен, да крепко сшит. Но в то же время — военно-морская романтика, прекрасное знание дела. И, самое интересное, — в романе был описан военный городок, в котором я тогда жил! И даже имена флотских командиров лишь немного изменены. В реальности был контр-адмирал Махонин — в книге он Махалов (не Малахов!); в реальности был адмирал Кудряшов — в книге он Кулешов...
Бумажная книга у нас куда-то подевалась, а жаль, сейчас бы перечитал с удовольствием и даже с ностальгией. Здесь её не нашёл, зато вижу другое произведение Виктора Устьянцева, ещё не читанное. Буду знакомиться!

— ...Я спросила его:
— Что такое валькирия?
— Дева-воительница, — выговорил он медленно по-словенски. — Та, что дарует победу достойным...
---
Я недолго размышлял, подойдёт ли «Валькирия» для данной полки. Ещё как подойдёт, ведь Ладога — настоящее море, хоть и не солёное. Утверждаю как человек, много времени проживший на берегах древнего Нево.
Повествование в романе ведётся от лица словенской девушки по имени Зима, современницы легендарного князя Рюрика. В её рассказе меня зацепила, в нехорошем смысле, только одна деталь — но здесь я могу быть и неправ. «Отчаянный забияка», — так однажды девушка назвала воина, своего будущего побратима.
Вот слово «забияка» — по-моему, не отсюда. Слышится в нём тюркский отзвук, стук копыт по степи, звон кривых татарских сабель. Всё это было много позже — и уж всяко не на юго-восточном берегу великого моря Нево, где жила героиня романа. От кого она могла услышать это слово? Не от корелов же с весинами?..
Но это мелочь, да и я могу ошибиться. Во всём остальном — книга, на мой взгляд, великолепная. И это тем более странно, что к жанру «славянского фэнтези» я отношусь очень прохладно. Собирается доблестный Гостомысл на битву с жестоким Долбогневом, созывает воинов по лесным крепостям, вздевают они кольчуги, творят молитву Перуну и выступают на бой, и нет врагу пощады, коли сам милости не запросит... И так все 44 тома. И не лежит моя душа ни к одному из них. Уж лучше Warhammer 40000, космический десант, Серые Рыцари, комиссар Каин. Как-то честнее, что ли, эти книги. Уж если выдумывать — то всё от начала до конца, а не спекулировать на этнографической экзотике, не ставить её на службу продажам коммерческого чтива.
Но роман «Валькирия» в моих глазах решительно не вписывается в коммерческий ряд. Почему? Там нет экзотических подробностей? Есть, да ещё сколько! Хватит на три более толстые книги.

«Там у светца сидела с шитьём самая младшая дядькина жена, пригожая и молоденькая, на три лета младше меня... Дядька взял её совсем недавно, нынешней осенью. Пускай, мол, все видят — вождь рода не одряхлел. Вождю нельзя одряхлеть: кто становится равнодушен к жене, уже больше не может дать своим охотникам удачу в лесу, земле — плодородие... А умрёт — юная жена отойдёт старшему сыну, ведь она ему не мать».

«Глубоко подо мной, в зелёных хоромах, пировал в торжественной гриднице Морской Хозяин. Он видел корабль, знал на нём новую душу и ждал подношения».

«Кровь, исторгнутая насильно, уносит жизнь человека. Но когда он даёт её сам, по собственной воле — она обретает дивную силу. Она лечит любые болезни, даёт верный удар стрелам и копьям, делает неуязвимыми щиты».

И ещё много, много всего подобного. Но дело в том, что в этом романе, кроме экзотики, есть и некие витамины, что ли, которые помогают ей усвоиться и не вызвать отторжения. Где их искать?
Я сначала не мог ответить на этот вопрос. Что-то чувствовал, но понять и выразить не удавалось. А потом обратил внимание на годы написания романа, проставленные в конце. 17 апреля 1989 — 13 мая 1991.
Вот оно в чём дело! Ведь тогда, уже больше двадцати пяти лет назад, серийное славянское чтиво не было в ходу. И мне кажется, что автор писал эту книгу в первую очередь для себя и о том, что ему действительно было интересно. Он вкладывал в роман душу, никому не стараясь угодить. А издание на бумаге, количество читателей, продажи — вещи второстепенные, вряд ли они сильно волновали Марию Семёнову на рубеже 90-х годов.
И это настроение передалось героине, словенской девушке по имени Зима. Она точно так же ведёт рассказ не на публику — возможно, нескольким близким людям. Кто знает, может быть, она своим же внукам рассказывает о прошлом, а перед ними зачем вставать в позу? Зачем производить на них впечатление?..
И вышло так, что я читаю книгу — и чувствую себя одним из них. И нет преград между мной и рассказчицей: ни времени, ни расстояния. Неважно, что она современница Рюрика. Для неё так же естественно взять топор и разогнать нечисть в морозном воздухе, или на воинском Посвящении пустить кровь первому встречному в лесу, как для какой-нибудь современной девчонки — с утра накрасить ресницы, высидеть шесть пар в институте, а вечером, захватив костюм, поспешить на тренировку по бальным танцам.
И финал книги, при всей неожиданности, — на самом-то деле закономерен и логичен. Но каков он — говорить не буду, пусть каждый, кто ещё не успел, доберётся до него сам.

Ребята, это ранний Паустовский! Он потрясающий модернист и импрессионист! Он совершенно не похож на того благостного любителя природы, которым нас всех мучили в школе.
В описания лугов, болот и милых стерильных девушек с двумя косами, в любое время суток уложенными вокруг головы, он ушёл вынужденно, чтобы хоть как-то уцелеть в известные времена. Тогда многие, спасаясь, искали себе какую-нибудь безобидную нишу.
Этот роман, «Блистающие облака», написан в 1928 году. Здесь, конечно, есть и славословия в адрес революции (но не Сталина! о нём ни слова), и очень ярко выраженные положительные герои и злодеи, а главный злодей, конечно, американец. И детективная интрига, на мой вкус, надуманна... Всё так.
И в то же время — от книги не оторваться. Энергия, сила языка неисчерпаемая! Свежесть — будто морскими брызгами обдаёт в жаркий день. И, знаете, ранний Паустовский невероятно метафоричен. Причём метафоры у него не такие, как у Олеши, где каждая выпирает из строки и кричит: «Смотрите на меня! Я метафора!..» У Паустовского они так вплетены в общую ткань, что и незаметны на первый взгляд, тихо пробираются в сознание и взрывают его изнутри.
«Ночь неслышно кралась за ним, потом заглянула в лицо, — за день Батурин постарел на десять лет. Казалось, ночь отшатнулась: стало светлее».
В общем, читайте! Рекомендую. А я пока поищу «Романтиков».