Что почитать прямо сейчас?

Хотя Адорно не предлагает никаких ясных и общедоступных путей для выхода из тупика, его книга обращена к самому сердцу сегодняшнего дня. В ней есть точные наблюдения о том, как СМИ и пропаганда подготавливают и нормализуют военный кошмар. Есть блестящие фрагменты, обращенные к «реалистам», которые «мужественно» объявляют войну нормой политики, и к тем, кто заглушает ужас верой: якобы в происходящем ничего нового нет, а человечество всегда воевало и будет воевать. Есть едкие пассажи об эмигрантах, «представителях немецкого духа», которые планируют восстанавливать немецкую культуру, симулируя сытые довоенные формы, словно бы «ничего и не было». Есть точные замечания о том, чем оборачивается самоуспокаивающая позиция «мы все равно ничего не можем изменить».

Но самым важным... кажется соображение более общего плана. Minima Moralia относится к обширному корпусу работ середины XX века, авторы которых пытались понять, почему немецкие социал-демократы проиграли нацистам и как вообще стал возможным фашизм. Сегодня такие исследования приобретают новую актуальность. Как видно из сказанного выше, Адорно подходит указанной проблеме не столько со стороны социологии, политической философии или истории, сколько с позиций неомарксистской критики культуры. Капиталистическое общество и фашизм внутренне связаны. Одно готовит почву для другого. Рыночная логика борьбы за выживание является условием возможности нигилизма так же, как грудолом с необходимостью предшествует взрослому ксеноморфу.

Из рецензии Ивана Напреенко. Читать целиком: https://gorky.media/reviews/teodor-adorno-grudolom-i-ksenomorf/

Для Вадима Дамье и Дмитрия Рублева, авторов книги «Петр Кропоткин: жизнь анархиста», вышедшей в издательстве «Альпина нон-фикшн», фигура русского революционера является не только актуальной, это целый космос, едва уместившийся на 700 страницах. Сверхфактурная биография — и дотошная хронология жизни героя, и внимательный анализ его идей, и погружение в эпоху. С одной стороны, монументальное исследование, а с другой — очень личная книга: Дамье и Рублев столь открыто симпатизируют своему герою, что некоторые его слова и поступки, не вписывающиеся в разработанный им самим же анархистский дискурс, стараются оправдать.

Из рецензии Артура Гранда. Читать целиком: https://gorky.media/reviews/chelovek-cheloveku-muravej/

Это одно из самых весомых подношений к 90-летнему юбилею Тарковского — подробная, дотошная хроника создания его пятого фильма «Сталкер» (1979), ставшего классикой мировой фантастики. Евгений Цымбал не только многолетний исследователь творчества режиссера, но и непосредственный участник событий — работу на картине он начал как ассистент по реквизиту, закончил как второй режиссер, поэтому часто переходит на речь от первого лица и рассказывает множество удивительных историй. Например, о том, как снималась знаменитая сцена с телекинезом в финале — именно автор был тем человеком, который дергал за ниточки и двигал стаканы. Также Цымбал записал множество интервью с другими членами съемочной группы — оператором, художником-постановщиком, декоратором и т. д.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/neizvestnyj-chelentano-i-paranormalnyj-tarkovskij/

...даже если не абсолютизировать взгляд на растения как на «нечеловеческих агентов», — в истории немало примеров того, как они оказывали влияние на социально-политический контекст. Например, Базоева рассказывает, что в викторианской Англии женщины, увлекавшиеся ботаникой, обнаружили, что для мужчин это «серая зона», которой они не привыкли интересоваться, а потому не хотят и не пытаются установить свое господство — и именно из кружков любительниц растений в результате возникли первые дискуссионные и интеллектуальные клубы, в которых превалировали женщины. Растения влияли на архитектурные тренды, во многом задавая их, а новая архитектура, в свою очередь, провоцировала всплеск интереса к тем или иным видам. А уж о всевозможных примерах массовой одержимости различными цветами и говорить нечего — редко какой век обходился без своей «цветочной эпидемии», которая оказывала прямое влияние на все общество. <...>

Большинство этих фактов нельзя назвать малоизвестными, но, когда они собраны вместе, а авторский взгляд сфокусирован на них соответствующим образом, они позволяют по-новому осмыслить роль домашних и садовых растений в человеческой истории, а подобное смещение оптики — это, пожалуй, лучшее, что может случиться с вами после прочтения научно-популярной книги.

Кажется, что серию «История звука» можно было начать с этой книги, важной для всех, кто касается эфемерной сферы саунд-стадиз. Чаще всего исследователи звука подходят к своему объекту со стороны феноменологии; американский арт-критик предлагает, напротив, «внесубъектный» подход, опираясь на достижения Делёза, Деланды и даже спекулятивного реализма. Саунд для Кокса — автономная и материальная вещь-в-себе, выходящая за рамки человеческого опыта и способная создавать констелляции по своим законам.

Свои рассуждения критик иллюстрирует на примерах из современного искусства, так что, как совершенно справедливо замечает редактор серии, книгу можно рассматривать как путеводитель по саунд-арту, начиная со второй половины XX века. В общем, если вы хотели выяснить, о чем шумят Джон Кейдж или Флориан Хекер, вам сюда.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/vse-eto-udalyaet-smert-knigi-nedeli/

Классическими мемуарами «мемуаразмы» назвать сложно, скорее это тематически организованное собрание забавных, но содержательных историй из жизни, которые посвящены главным образом книгам, работе (то есть тоже книгам) и коллегам (то есть тем, кто пишет книги или о книгах). Легкий нрав и остроумие Веры Аркадьевны замечательны, и не менее замечательно то, сколько она успела сделать для отечественной книжной культуры за примерно полвека — а именно, кучу переводов (Бальзак, Шатобриан, Гюго и т. д.), комментированных изданий (Астольф де Кюстин и т. д.) и собственных сочинений («Париж в 1814–1848 годах: повседневная жизнь», «„Французы полезные и вредные“: надзор за иностранцами в России при Николае I» и т. д.). Заметим кстати, что у Мильчиных сложилась настоящая книжная династия: отец Веры Аркадьевны, Аркадий Эммануилович, был крупнейшим знатоком и систематизатором издательского дела, а сын Константин — один из самых ярких современных книжных критиков и наш бывший главный редактор. Не каждый может таким похвастаться.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/fraktaly-krovenosnyh-sosudov-knigi-nedeli/

Выдающаяся работа по национальной политике СССР, наконец переведенная на русский язык. Национальный вопрос, указывает американская исследовательница, был для советского государства наиважнейшим, особенно в первые годы его существования. Опираясь на идеи Маркса и Ленина, руководители СССР придерживались гибридного взгляда на нации, и взгляд этот выходил за рамки привычной ныне оппозиции эссенциализм/конструктивизм. Для советских руководителей нации были «примордиальной» сущностью, которую тем не менее можно формировать с помощью государственной политики. <..>

Книга Хирш о том, что «глазами» государства были исследователи-этнографы, а их оптическими приборами служили переписи, картографирование и создание музейных коллекций. Сложные взаимоотношения знания и управления составляют основную интригу этого выдающегося труда.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/fraktaly-krovenosnyh-sosudov-knigi-nedeli/

Публицист и историк культуры предпринимает попытку наметить логику XX века, «самого безумного века в истории человечества», через авторскую подборку идей и событий. Не то чтобы сенсационная затея, но Хиггс реализует ее остроумно и местами изящно.

Некоторые пункты — вроде теории относительности, концепции бессознательного или работ Дюшана — кажутся самоочевидными. Но мастерство автора заключается не в проламывании очевидностей, а в хорошем подборе сюжетов и демонстрации внутренних связей между явлениями. Хиггс убедительно показывает, как теория относительности может способствовать тяготению модернистской оптики к размножению точек зрения, а вытеснение ЛСД кокаином — перекликаться с ростом популярности Кроули и Айн Рэнд в американской поп-культуре.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/fraktaly-krovenosnyh-sosudov-knigi-nedeli/

«Ф.И.О» относится к романам, «одержимым историей» (по выражению историка Алейды Ассман). В подобных произведения актуализируется не просто историческое, а суперисторическое сознание, тип мышления, зацикленного на истории, на прошлом...

Поднаторевшему в современной литературе читателю может показаться, что роман Медведковой не дает ничего нового в понимании такой прозы. Почти все его формальные элементы — жанровая пограничность, обращение к документам, сюжетные соскальзывания, визуальное сопровождение текста, ретроспективное повествование — так или иначе задействованы писателями, работающими в этом «жанре».

Важное отличие Медведковой как писательницы заключается в том, что она аккумулировала в одной небольшой книге (меньше 300 страниц) почти все эти формальные элементы и нововведения, причем сделала это удачно и изящно; ее книга — это много других книг сразу, и будет обидно, если читатель пройдет мимо такого подарка. И еще ее роман — это, мне кажется, самое главное — попросту очень интересно читать. Да, в нем нет линейного сюжета, да, он не производит вау-эффекта, но это мастерски написанная сложная книга, в которой гармонично сплетаются разные писательские техники. Она заставляет читателя сопереживать автору, его героям и их историям, постепенно проникаясь пониманием (или воспоминанием), что личное всегда слито с общественным. Кроме того, тема памяти, которая еще недавно казалась исчерпанной настолько, что забвение истории выглядело неизбежным, в последний месяц, увы, реактулизировалась — особенно для российского читателя.

Из рецензии Арена Ваняна. Читать целиком: https://gorky.media/reviews/zhit-po-krugu-na-mogilah-nevinno-ubityh/

Главное лицо экспорта турецкой литературы сочинил роман, сюжет которого разворачивается на вымышленном османском острове в восточном Средиземноморье; там в начале 1900-х происходит вспышка бубонной чумы. По признанию автора, который еще до всякого ковида крайне чутко относился к темам изоляции и карантина, «Чумные ночи» он начал писать за несколько лет до событий в Ухани, но незадолго до публикации роман обрел остросоциальный характер.

Главные герои книги — губернатор острова, офицер и их возлюбленные, доктор, прибывший на остров, чтобы остановить эпидемию, и дочь султана, рассказывающая о происходящем в письмах к сестре. Изысканное повествование складывается из описания отчаянных попыток любви, власти и знания упорядочить распадающийся мир, а также, как всегда у Памука, рефлексии о срединном положении турецкой культуры между Востоком и Западом. Рефлексия получилась достаточно острой: сразу после выхода книги писателя обвинили в оскорблении национального флага и Кемаля Ататюрка.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/gvozd-v-lob-knigi-nedeli/

В центре исследования Руттен — «новая искренность» как феномен мировой и в первую очередь русской культуры. Само понятие родилось в домашних студиях художников эпохи перестройки — и, скорее всего, как указывает авторка, в недрах ленинградской «Новой академии» Тимура Новикова, а не сошло с кикиморовых уст Дмитрия Александровича Пригова, как обычно принято считать. Термин, как водится, зажил своей жизнью, этакой сиротинушкой прибиваясь то к постпостмодернизму, то к постконцептуализму, то к постхипстерскому метамодерну и в итоге начал раздражать даже тех, к кому его изначально применяли. В общем, новая искренность — штука удивительно живучая для мертворожденного понятия, и описывает она явно что-то такое же неуклюжее, как и два этих слова, но требующее к себе повышенного внимания.

Взяться за ее исследование — труд заведомо благородный, но и неблагодарный, поэтому Руттен заслуживает всяческого уважения хотя бы за само это предприятие. Если снять маску снисходительности, в книге и правда много чрезвычайно метких наблюдений, касающихся того, как искренность, возведенная русскими людьми в культ, была мощным орудием протеста в самые разные эпохи — от протопопа Аввакума до Карамзина. Но как только дело доходит до времен относительно актуальных, методология Руттен допускает досадные сбои. Так, приблизительно к середине книги вдруг выясняется, что новая искренность и сопутствующий ей стеб бывают правильными (Пригов, Рубинштейн, Сорокин) и неправильными, «с душком» (художник Алексей Беляев-Гинтовт и неустановленная группа лиц).

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/otdel-tselesoobraznogo-upotrebleniya-pajka-knigi-nedeli/

Одна из немногих новых книг, которая почему-то хорошо читается в эти катастрофические дни, вселяет надежду, придает сил и т. д. и т. п., хотя, казалось бы, какое нам сейчас дело до интриг и остроумия XVIII века. Де Линь — образцовый герой времен галантности, авантюризма, масонства и просвещения, он был писателем, дипломатом и военачальником, собеседником монархов и крупнейших вельмож, участвовал в русско-турецкой войне, переписывался с Екатериной II и ее кругом и получил во владение ту местность в Крыму, где разворачивалось действие «Ифигении в Тавриде». Сложно сказать, почему сегодня в его остром, артистичном и — что уж греха таить — крайне лицемерном уме видится что-то здравое и утешительное: возможно, такова сила любой высокой культуры, далеко не всегда морально устойчивой и своевременной.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/malchisheskoe-upravlenie-140-millionnym-naseleniem-knigi-nedeli/

Национальная катастрофа России, которая разворачивается на наших глазах, заключается, в частности, в том, что остается все меньше сил и возможностей рефлексировать об общечеловеческих проблемах, лежащих за пределами военной повестки и ее последствий. К таким проблемам относятся и размышления о геологической эпохе, где деятельность человека стала неотменимым фактором изменений планетарного масштаба.

Работа польской исследовательницы Эвы Бинчик может служить неплохим введением в тему антропоцена, удобным путеводителем по основным маршрутам. Этому способствуют простота, где-то даже простоватость изложения, его обзорный характер, четкая структура, далекая от гуманитарных маньеризмов. Минусы, как обычно, продолжение плюсов: обзорность местами переходит в беззубость, которая заметна в постановке исследовательской задачи: объяснить «уникальный и дискурсивный потенциал понятия антропоцена».

Впрочем, попутно достигаются весьма важные цели, вроде систематизации доводов отрицателей глобального потепления или попытки понять, что делать с апатией как нашей типичной реакций на сложности чудовищных масштабов.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/myasnye-plastyri-antropotsena-knigi-nedeli/

На первый взгляд, три новеллы, из которых состоит эта книга, имеют мало общего. Воспитанная в суровых средневековых правилах принцесса Ивонна приезжает в ренессансную Италию и попадает под влияние непривычного окружения. Овдовевшая издательница эпохи Просвещения обдумывает повторное замужество, но неожиданно для себя влюбляется в самую неподходящую кандидатуру. В конце XIX века молодой филолог польского происхождения Павел Некревский занимается научными изысканиями в Риме и в итоге делает совсем другое открытие. Различной кажется и форма всех трех новелл. Последние две стилизованы под язык соответствующего им времени. Первая же поначалу и вовсе напоминает монологи Бенджамина Компсона из «Шума и ярости». Но затем текст «Ивонны» оборачивается постмодернистской притчей в духе Умберто Эко, и динамика речи повествователя отчетливо сигнализирует, что перед нами не просто исторические новеллы — пусть стилизации и производят впечатление словесной машины времени, переносящей читателя в разные литературные эпохи. На наших глазах художественная форма меняется вместе с персонажем — по мере того как принцесса, с которой все детство обращались словно с куклой и которая оттого куклой себя и чувствовала, постепенно обретает субъектность, осознает себя как самостоятельную личность.

Из рецензии Артема Роганова. Читать целиком: https://gorky.media/reviews/oratory-i-nasmeshniki/

Дмитрий Бакин — писатель уникальный даже по меркам русской литературы, и без того чрезмерно богатой на уникальных писателей. При жизни он прослыл отшельником в стиле Сэлинджера или Пинчона, от этой позы он не может избавиться и после смерти. В случае Дмитрия Геннадиевича это, однако, не поза, а позиция — позиция антинарциссизма.

Рассказы и повести Бакина можно упрекнуть за то, что они на что-то похожи. Поклонник Андрея Платонова обязательно заметит в них платоновскую ломку языка; ценитель Фолкнера разглядит долгие, почти захлебывающиеся периоды; студент, несущий под мышкой том Кафки, обратит внимание на то, что один из рассказов Бакина называется «Землемер». Но это все лишь иллюзия эпигонства, на самом деле это лишь говорение чужими устами — ведь Бакин сознательно исключает себя не только из литературного сообщества с его премиями и интервью, но из самой Литературы с большой буквы «Л» и ее претензией на оригинальность. Чтобы рассказать не о себе любимом, а о других, никем не любимых людях, с которыми мы сосуществуем в нашем бренном бытии.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/otdel-tselesoobraznogo-upotrebleniya-pajka-knigi-nedeli/

Автор книги работает с той же темой, что и исследовательница культуры Светлана Еремеева в работе «Память. Поле битвы или поле жатвы?»... Если Еремеева не делает читателю скидок и охотно погружается в тонкости, то специалист по публичной истории Иван Курилла выдает легко усваиваемый и довольно увлекательный хит. Акцент сделан не на нюансы коммеморации, а на крупные планы того, как борьбу за власть подкрепляют противоречивые исторические нарративы.

Исходная точка в рассуждениях профессора ЕУСПб такая: прошлое — это язык, на котором говорит настоящее о себе самом. Долгое время тут царил монолингвизм, но он уступает место полиглотизму — по мере того, как развиваются технологии, центральная власть подвергается эрозии, а угнетенные группы обретают голос и доступ к властным ресурсам. Этот доступ сильно варьируется, как варьируются и схемы нового многоязычия. Палитру вариантов Курилла демонстрирует на парадоксальной паре похожих, но во многом противоположных примеров США и России.

Из обзора Ивана Напреенко (при участии Ивана Мартова)
Читать целиком: https://gorky.media/reviews/prizrak-doma-na-govne-knigi-nedeli/

Судьба у этой книги получилась витиеватая. Впервые она была издана по-немецки в 2009 году, через три года вышла английская версия, и вот, наконец, она стала доступна и на русском. Это запоздание, как ни странно, большая удача и для книги, и для ее автора, и для читателей.

На страницах «Введения в антифилософию» Гройс предлагает взглянуть на мир и бытие приблизительно шестнадцатью миллиардами глаз, настаивая на том, что каждый из нас философ и художник, хотя большинство об этом даже не догадывается. Его соратниками по этому экстазу радикального солипсизма становятся Кьеркегор и Шестов, Хайдеггер и Юнгер, Кожев и Ницше — проверенный временем сводный отряд под чутким руководством Бориса Ефимовича доказывает свою боеспособность и в наш железный век. Но, что главное, в призме «Введения в антифилософию» навязанные нам в последние годы представления о глубоком кризисе демократии (или по крайней мере демократических форм мышления) становятся не так уж очевидны.

Ну а когда по воле Гройса по страницам юнгеровского «Рабочего» начинают бегать членистоногие твари из «Звездного десанта» (фильма Пауля Верхувена, а не романа Хайнлайна), тут уж сердце просто радостно ликует. И это не тавтология и даже не плеоназм.

Читать целиком: https://gorky.media/reviews/gvozd-v-lob-knigi-nedeli

Многие знают о том, что группа Laibach сыграла в 2015 году первый в истории Северной Кореи рок-концерт, немало кто успел посмотреть документальный фильм «День освобождения», снятый организатором поездки Мортеном Тровиком в 2017 году, но множество деталей колоссального предприятия были распылены.

Альбом «Дни освобождения» эти детали собирает и фокусирует, добавляя фильму стереоскопичности, — хотя вполне работает и без него... «Дни освобождения» — это история не столько про факты, сколько про контекст, предпосылки, чувства участников и реакцию окружающих; это больше ответ на вопросы «что это было и чем это важно?», чем бэкстейдж. Здесь вы найдете «заветы» Laibach из начала 1980-х, переписку с чиновниками КНДР, публикации корейской и западной прессы, а также, к примеру, расшифровку выступления Славоя Жижека, из которого следует, что месседж словенских трикстеров неизменно страшнее и интереснее, чем просто троллинг леваков, либералов и подданных тоталитарных режимов.

Из обзора Ивана Напреенко (при участии Ивана Мартова). Читать целиком: https://gorky.media/reviews/prizrak-doma-na-govne-knigi-nedeli/

Альваро Энриге — мексиканский писатель и преподаватель Колумбийского университета в Нью-Йорке, лауреат нескольких литературных премий и довольно плодовитый автор, хотя на русский язык переведен только один из его романов. Конечно, выходец из Южной Америки, Энриге, говоря об эпохи колонизации, на самом деле говорит о современной истории — и прежде всего о европоцентричности мировой культуры. Формально «Мгновенная смерть» работает как роман-музей, каждая часть которого — отдельный зал, и, хотя эти залы логически связаны между собой, все фрагменты обладают самостоятельной литературной ценностью. Роман можно разделить на три части, обозначенные как игровые «сеты»: все они состоят из клубков исторических фантазий, размышлений об искусстве, анекдотических ситуаций, цитат, справок и даже переписок с редактором. Это шкатулочная книга, наследующая традиции как европейского романтизма, так и латиноамериканской литературы, и постмодернистского романа. При этом привычный нам роман, по словам Энриге, устарел — традиционная романная форма позволяла говорить о тех вещах, о которых сейчас гораздо лучше говорят журналисты, политологи и сценаристы. «В сегодняшнем мире роман — это слепое место, пространство для размышлений о вещах, которые хоть и не доказаны статистикой, но все же объясняют необъяснимое», — говорит автор в интервью изданию The White Review.

Из рецензии Ксении Грициенко. Читать целиком: https://gorky.media/reviews/tennisnyj-myach-iz-volos-kaznennoj-korolevy/

У одних напоминание о гибели случайных жертв террора вызывает почти религиозное переживание, для других оно — лишь фон для семейного снимка. И это вполне естественно, поскольку организованное насилие само по себе вещь амбивалентная: если долго смотреть на террористов, то в них можно увидеть инсургентов; в зависимости от взглядов контртеррористическую операцию можно принять за рейд карателей; даже атаку смертников с многочисленными жертвами иные могут назвать просто «акцией».

Эта очевидная и в то же время ловко ускользающая от восприятия двойственность — один из ведущих мотивов книги Марка Юргенсмейера... В ней американский исследователь берется за вроде бы еще Рене Жираром подробно описанную связь между насилием и священным, но применяет к ней не философско-антропологический, а сугубо социологический инструментарий, чтобы дать ответ на извечный вопрос: почему неплохие на первый взгляд люди, следуя лучшим, как они считают, побуждениям, способны пойти на поступки, единственная цель которых — посеять максимально возможный страх и ужас в сердцах максимально большого числа людей?

Из рецензии Эдуарда Лукоянова. Читать целиком: https://gorky.media/reviews/9-11-88/