Замри

Я никогда не осознавала, насколько это важно. Насколько это здорово — найти человека, который захочет выслушивать все твои глупости. И тебе кажется, что так будет всегда.

ты, наверное, ищешь причины, но их нет. просто солнце перестало для меня светить.

«Когда ты безнадежно влюбляешься в песню, в тебе рождается чувство, которое невозможно описать».

Это не тот счастливый финал, о котором мечтали мы с Ингрид, но это часть того, что я должна пережить. То, как меняется жизнь. Как исчезают люди и вещи. То, как они неожиданно появляются и становятся тебе дороги.

когда я обзывала ее или называла тупой — конечно, не всерьез, но, возможно, ей все равно было обидно.

В тот момент я поняла, какую власть музыка имеет над людьми, как она может приносить боль и одновременно огромное удовольствие. Я стояла с закрытыми глазами, ощущая, как движутся вокруг меня люди, вибрации баса поднимались от пола, комком подступая к горлу, и что-то внутри меня разбилось и снова обрело целостность

Я никогда не осознавала, насколько это важно. Насколько это здорово — найти человека, который захочет выслушивать все твои глупости. И тебе кажется, что так будет всегда.

Я не хочу причинять боль тебе или кому-то еще, поэтому, пожалуйста, забудь обо мне.

Мама подходит, чтобы меня обнять, но я уворачиваюсь, изучая содержимое кладовки, и она возвращается к плите. Я знаю, что поступаю нехорошо, но меня не оставляет ощущение, что если она прикоснется ко мне, то я разобьюсь на осколки

Мисс Дилейни стоит у доски — как всегда, безупречна в своих отутюженных брюках и черной водолазке без рукавов. Мы с Ингрид пытались представить ее в повседневной жизни: как она выносит мусор, бреет подмышки и так далее. Между собой мы называли ее по имени. «Представь, — говорила Ингрид, — как Вена в трениках и растянутой футболке просыпается в час дня с похмельем». Я пыталась представить, но ничего не получалось. Вместо этого я видела, как она сидит в шелковой пижаме на залитой солнцем кухне и попивает эспрессо.