Манифест Унабомбера

Качинский предлагает начать всё заново. Жить без телевизора, интернета и макдональдса, без потребительства и обжорства. Но зато без цепей и кандалов.

Но мы ПОЛАГАЕМ, что решающая роль, сыгранная чувством неполноценности, низкой самооценкой, бессилием, отождествлением себя с жертвой не будучи при этом таковой, является особенностью современного левачества.

не менее, наиболее опасными леваками бесспорно являются принадлежащие к сверхсоциализированному типу, они избегают раздражающего проявления инициативности и воздерживаются от афиширования своих левых взглядов, но ненавязчиво и не привлекая внимания работают на продвижение коллективистских ценностей, «просвещённых» психологических техник для социализации детей, подчинения индивидуума системе и т. д. Такие крипто-леваки[113] (как мы их называем) в отношении практического действия приблизительно соответствуют определённому типу буржуа, но отличаются от них с позиций психологии, идеологии и мотивации. Обычный буржуа пытается поставить людей под контроль системы с целью защитить свой образ жизни, или он поступает так просто из-за своей традиционной позиции. Крипто-левак же поступает так потому, что он истинно верующий коллективистской идеологии.

Левак ориентируется на коллективность крупного масштаба. Он придаёт особое значение долгу личности служить обществу и долгу общества заботиться о личности. Он негативно относится к индивидуализму. Он часто берёт моралистический тон. Он имеет тенденцию выступать за контроль над оружием, за половое воспитание и другие психологически «просвещённые» образовательные методики, за социальное планирование, за предоставление преимущественных прав, за мультикультурность. Он склонен к самоидентификации с жертвой. Он против конкуренции и насилия, но он часто находит оправдания для тех леваков, которые совершают насилие.[111] Он обожает употреблять популярные левацкие термины типа «расизм», «сексизм», «гомофобия», «капитализм», «империализм», «неоколониализм», «геноцид», "социальные сдвиги", "социальная справедливость", "ответственность перед обществом". Может быть, главной отличительной чертой левака является его склонность симпатизировать движениям за права гомосексуалистов, за права национальных меньшинств, за права инвалидов, за права животных, за политкорректность, а также феминизму. Любой, кто с воодушевлением симпатизирует ВСЕМ этим движениям, почти стопроцентно является леваком.[112]

Предположим, что вы попросили леваков составить список ВСЕГО, что наносит вред обществу, и предположим, что вы осуществили КАЖДОЕ социальное изменение, которое они потребовали. Можно с уверенностью сказать, что в течение пары лет большинство леваков найдут что-то новое, на что можно пожаловаться, какое-то новое социальное «зло», которое нужно исправить, потому что, ещё раз, левак побуждается больше необходимостью удовлетворить свою потребность власти, навязывая свои решения обществу, нежели страданием от социальных неприятностей.

Левак хочет равных возможностей для меньшинств. Когда он добивается этого, он настаивает на статистическом равноправии достижений меньшинств. И до тех пор, пока хоть кто-нибудь будет таить в укромных уголках своего разума негативное отношение к какому-либо меньшинству, левак будет обязан перевоспитать его. И одних только национальных меньшинств недостаточно: никому не позволительно плохо относиться к гомосексуалистам, инвалидам, толстым, старым, уродливым людям и т. д., и т. д., и т. д. Недостаточно того, что общественность будет информирована о вреде курения: знак опасности должен быть напечатан на каждой пачке сигарет. Затем табачная реклама должна быть ограничена, если вообще не запрещена. Активисты не будут удовлетворены до тех пор, пока табак не будет объявлен вне закона, после этого они займутся алкоголем, потом калорийной пищей и т. д. Активисты боролись против жестокого обращения с детьми, что разумно. Но теперь они хотят запретить все виды наказаний. Когда они добьются этого, они захотят запретить что-то ещё, что они расценят как вред, а потом ещё что-нибудь и ещё. Они не успокоятся до тех пор, пока не будут иметь полный контроль над всеми воспитательными методиками. А после этого они перейдут к другому прецеденту.

— тоталитарная сила. Где бы оно ни приходило к власти, оно стремится захватить каждый личный уголок и подогнать каждую мысль под левацкий шаблон. Частично это происходит из-за квази-религиозного характера левачества: всё, что не согласуется с левыми взглядами, олицетворяет грех. Однако, более важной причиной того, что левачество носит тоталитарный характер, является потребность леваков во власти. Левак стремится удовлетворить её посредством идентификации с общественным движением, и он пытается пройти через процесс власти, помогая преследовать и достигать цели этого движения (см. параграф 83). Однако, не имеет никакого значения, насколько оно преуспеет в достижении своих целей, левак никогда не будет удовлетворён, потому что его активность — это суррогатная деятельность (см. параграф 41). Это означает, что настоящим мотивом левака является не желание добиться показных целей левачества; в реальности он побуждается ощущением власти, получаемым им от борьбы за социальную цель, и тогда, когда он достигает её.

Разные мыслители обращали внимание на то, что левачество — это некий тип религии. Оно не является религией в буквальном смысле, потому что левацкая доктрина не постулирует существование какой-то сверхъестественной сущности.[104] Но для левака его идеология играет психологическую роль, очень схожую с той, которую религия играет для некоторых людей. Левак испытывает ПОТРЕБНОСТЬ верить в левачество, оно играет жизненно важную роль в его психологической организации. Поколебать его убеждения логикой или фактами непросто. У него есть глубокое убеждение, что левачество — это моральное Право с заглавной «П», и что у него есть не только право, но и долг навязывать всем левацкую мораль.

Некоторые леваки кажутся выступающими против технологии, но они будут противостоять ей лишь до тех пор, пока они являются аутсайдерами, а технологическая система управляется не левыми. Если когда-либо левачество станет доминирующим в обществе, так что технологическая система превратится в инструмент в руках леваков, они будут с энтузиазмом использовать её и способствовать её развитию. Действуя так, они лишь повторят принцип, который левачество неоднократно демонстрировало в прошлом. Когда большевики в России были аутсайдерами, они оказывали решительное сопротивление цензуре и тайной полиции, они защищали самоопределение национальных меньшинств и т. д., но, как только они сами пришли к власти, они навязали строжайшую цензуру и создали тайную полицию, более безжалостную, чем любая, существовавшая при царизме, они подавили национальные меньшинства по меньшей мере в той же степени, что и цари. Пару десятилетий назад в Соединённых Штатах, когда в университетах леваки были в меньшинстве, профессора левых убеждений были яростными поборниками академической свободы, но сегодня в тех университетах, в которых леваки стали преобладать, они готовы отнять её у всех остальных.

Анархист[101] тоже стремится к власти, но он стремится к ней на индивидуальной основе или на принципе малых групп; он хочет, чтобы личности или малые группы были способны контролировать условия своей собственной жизни. Он противостоит технологии, потому что она принуждает малые группы к зависимости от крупных организаций.