Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

В обстановке взаимного соперничества дипломатическим службам двух враждебных тоталитарных систем приходилось действовать в основном тайно, и поэтому потомкам, изучающим их деятельность, досталась довольно трудная задача. Густав Хильгер, непосредственно наблюдавший данный процесс еще с момента его зарождения, считал эту задачу неразрешимой. В «возобновлении сближения Германии и Советского Союза...» он видел «результат взаимных

намерения и потому похожими средствами стремились достичь одинаковых целей. По мнению Уильяма Л. Лангера и С. Эверетта Глисона [86] , инициатива к переговорам по экономическим проблемам исходила в большей степени от германской, а по проблемам политическим — от советской стороны. В не превзойденном до сих пор исследовании «Германия и Советский Союз. 1939— 1941» [87] Герхард Л.Вайнберг тонко обрисовал тот путь, по которому обе стороны последовательными осторожными и тщательно скрывавшимися от мировой общественности шагами двигались навстречу друг другу. Отчасти этот же самый тезис отстаивал — правда, с меньшей методологической осмотрительностью и часто с эмоционально-некритическим восприятием текста — в своей франкфуртской диссертации (1980) Рейнхольд Вебер [88] , указавший, что за «советскими авансами Германии» в мае 1939 г. последовала решающая «германская инициатива» в июле того же года. Данный тезис ограничивается в основном изложением содержания подтвержденных германскими дипломатическими документами встреч и контактов

Такого прагматического подхода придерживалась во многом серьезная историческая литература Запада начала 50-х годов, возникшая в пылу первых исследований и переработки военных архивов, и особенно германских внешнеполитических документов. Так, Макс Белофф [85] исходил из того, что оба тирана имели одинаковые

Сталин и Гитлер шли навстречу друг другу

германский зондаж советской позиции, и ничто иное»

России. Он писал: «Мы делаем авансы... Русские, однако, все еще очень недоверчивы» [44]. Руководитель бюро Риббентропа д-р Эрих Кордт позднее сообщил: «Как известно, Гитлер... распорядился провести предварительный зондаж», который, однако, долгое время не давал «никаких конкретных результатов» [45]. В конце мая 1939 г. посол Фридрих Гауе узнал от Риббентропа, что «с некоторых пор Адольф Гитлер размышляет над тем, чтобы попытаться» наладить новые отношения с СССР. Он приказал «выяснить, пойдет ли СССР на это»

Свидетельские показания, в которых ответственность за заключение пакта возлагается на Гитлера, частично родились в непосредственном временном контексте германских контактов, а частично вскоре после них. Так, 18 июня 1939 г. статс-секретарь министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер отметил в своем дневнике, что, помимо Японии, германская «игра» прежде всего касалась

будто бы не было иного выбора, кроме как согласиться с этим предло

О «германском зондаже», о «неоднократных предложениях» германского правительства вступить в переговоры писали в том же году в журнале «История СССР» И.К.Кобляков [59] , а в 1968 г. — в книге «Особая папка "Барбаросса"» Лев Безыменский [60]. Авторы переведенной в 1969 г. на немецкий язык «Истории внешней политики СССР» [61] особо отметили, что после предшествовавшего зондажа, осуществленного через Вайцзеккера, Шуленбурга и Шнурре, Советскому правительству «в тяжелых условиях» лета 1939 г. было предложено «заключить договор о ненападении». У СССР

возникновении пакта Гитлера — Сталина, согласно которому инициатива исходила от Сталина, имеет прежде всего три недостатка: 1) смешивание общих принципов советской политики «мирного сосуществования» с целенаправленными «предложениями» в адрес Германии; 2) некритическое использование немецких документов в качестве основы; 3) недостаточное различие между законной заинтересованностью советской стороны в достижении (оборонительного) соглашения о ненападении, с одной стороны, и фактическим вступлением в (наступательный по своим последствиям) союз с целью раздела (военными средствами) сфер политического влияния — с другой.