Ада, или Радости страсти. Семейная хроника

Here, said the guide, was the field, There, he said, was the wood. This is where Peter kneeled, That’s where the Princess stood.
No, the visitor said,You are the ghost, old guide. Oats and oaks may be dead, But she is by my side

Обоих забавляла отроческая неловкость жизни, обоих печалила приходящая со временем умудренность

«Нам-нужно-так-много-сказать-друг-другу», другая «Нам-решительно-не-о-чем-говорить». Впрочем, эти вещи способны переменяться во мгновение ока.

ступил в жижу чужой ему жизни

И вот наконец мадемуазель Ларивьер захлопала в ладоши, вырывая из сытой дремоты Кима

у меня был, есть и будет вовек только один красавчик, одно чудовище, одна печаль и одна радость

«третьего зрения» (индивидуального, волшебно подробного воображения), которым порой обладают и дюжинные, серые во всех иных смыслах люди и без которого память (даже память глубокого «мыслителя» или гениального механика) представляет собой, если честно сказать, не более чем лекало или листок отрывного блокнота.

В мою студенческую пору я старался дефлорировать как можно больше девушек из-за того, что провалил экзамен по ботанике

Две мысли, точно связанные, кружились в медленном танце, в механическом менуэте с поклонами и приседаниями: одна «Нам-нужно-так-много-сказать-друг-другу», другая «Нам-решительно-не-о-чем-говорить». Впрочем, эти вещи способны переменяться во мгновение ока.

Была ли она и вправду красива? Была ли она хотя бы, что называется, привлекательна? Она была отчаяньем, мукой.