Хаски и его учитель белый кот. Том 2

Кого ты капустой назвал?

Его Ваньнин, его Учитель…

Юйхэн Ночного Неба, бессмертный Бэйдоу...

Самый прекрасный мужчина на свете…

Недосягаемо чистый Чу Ваньнин сам захотел сделать для него такое

Бесконечная усталость отразилась на его лице, когда он положил маленький халат на край каменного стола и сел, уткнувшись лицом в ладони

его глаза были влажными от слез

— Какая женщина красивее: с большой грудью или толстой задницей?

Селяне, стоящие вокруг, расхохотались.

Старое бледное лицо стало ярко-красным. Потрясая бумажкой, старик Бай выругался:

— Кто тот долбоеб[6], который бросил сюда подобный вопрос? Этот старик в рот ебал тебя и всех твоих предков!

[6] 瓜娃子 guāwázi гуавацзы «маленький арбуз»— диал. дурак, тупица, долбоеб.

— Лучше не надо, — со смехом сказал один из деревенских мужиков, одергивая полы одежды, — Прежде чем ебать покойников, на вопрос ответь.

Они вместе отправились на поле. Утренний воздух был напоен свежим запахом трав, со всех сторон их окружали безлюдные поля, слышалось кваканье лягушек и плач осенних цикад.

Чу Ваньнин сладко зевнул и тут краем глаза заметил кое-что, и не смог сдержать смех.

— Мо Жань.

— А?

Протянув руку, он легонько провел пальцами по виску Мо Жаня, вытащил из его волос рисовую соломинку и с легким смешком спросил:

— Ты что, всю ночь катался по кровати? Это с твоей головы.

Мо Жань хотел было приняться оправдываться, как вдруг заметил, что в волосах Чу Ваньнина тоже кое-что есть, и также невольно рассмеялся:

— Тогда и Учитель тоже катался.

С этими словами он помог Чу Ваньнину вытащить золотой стебель из спутавшихся волос.

В золотых лучах восходящего солнца учитель и ученик стояли рядом и смотрели друг на друга: один чуть опустив голову, второй немного подняв лицо.

Всего пять лет назад Чу Ваньнин был тем, кто при разговоре опускал голову, а Мо Жань тем, кто поднимал. Но прошли годы, Мо Вэйюй уже не ребенок, осадок, наконец-то, опустился, и пришло время принять то, что уже случилось. В ласковых лучах утреннего солнца Мо Жань вдруг не удержался от ребячества и спрыгнул с межи в поле. Раскинув руки, он повернулся к человеку, стоявшему на насыпи, и со смехом раскрыл ему объятия:

— Учитель, прыгайте, я подхвачу.

— … — с высокого гребня межи Чу Ваньнин пристально посмотрел на макушку человека внизу. — Ты что, с ума сошел?

— Ха-ха-ха.

Часто человек обращается к добру или злу вовсе не потому, что это заложено в него природой. Все люди похожи на поля. Кому-то везет и в плодородную почву падают зерна риса или пшеницы. Со временем они дают достойные всходы и прекрасный урожай, достойный лишь всеобщей похвалы и признания.

Но бывают другие поля, которым не так повезло. Весенний ветер разносит по ним семена мака, что со временем расцветает греховным червонным золотом и разливается под небесами кровавым морем. Люди ненавидят, ругают и боятся этих полей, те же, кто попадает в плен их сладковато-гнилостного зловония, проживают свои жизни как во сне, разлагаясь и умирая с проклятиями на губах.

В конце концов, праведники соберутся, бросят горящие факелы на такое зловонное поле, и столб черного дыма поднимется до небес. Они скажут, что эта земля была изначально греховна, раз породила демона, что пожирает людей, отравляя их разум и кости, и раз у этой проклятой земли нет ни стыда и ни совести, то она заслуживает уничтожения.

Сгорая в очистительном огне, беззвучно крича и трепеща от боли, маки быстро усохнут и горсткой серого пепла осядут на бесплодную землю. А ведь когда-то это поле тоже было плодородным, и оно также тосковало по сладости дождя и теплым объятиям солнца.

Но кто-то бросил первое семя тьмы, а когда оно укоренилось, все вышло из-под контроля, и беды было уже не избежать.

Так эта мягкая и подающая надежды земля была выжжена дотла и превратились в покрытую пеплом бесплодную пустыню.

Брошенную…

И больше никому не нужную.

Кому интересен кусок старой заброшенной земли?

Мявшийся у двери Сюэ Мэн, так и не дождавшись ответа, несмотря на свое смущение, все же решил проявить настойчивость и снова позвал:
— Учитель?
— …Да, я слышу тебя. Заходи.
Получив разрешение, Сюэ Мэн толкнул дверь. Стоило ему зайти в комнату, он сразу же немного нахмурился, так как почуял какой-то специфический запах, и хотя тот был таким слабым, что ему не удалось вспомнить, что может так пахнуть, в любом случае, это точно было что-то знакомое.

Чу Ваньнин выглядел так, словно его ударили ножом. Его пальцы задрожали, и он поспешно опустил голову. Когда это «я тебя люблю» острым клинком вонзилось в его сердце, так долго сдерживаемые желания, словно горячая кровь, окончательно вырвались из-под контроля. Глаза Чу Ваньнина покраснели от волнения. Он столько времени мечтал об этом признании, но оказался совершенно не готов к нему и теперь не знал, как реагировать и что сказать. Почти плача от волнения и переполнявших его чувств, он выдавил:
— Я скверный человек. Меня не... меня никто никогда не любил.
Меня никогда никто не любил.
Никто никогда не пытался добиться меня, не проявлял ко мне симпатию, не гордился и не дорожил мной.
Тридцать два года.
Никто не любил меня.
После этих слов Мо Жань будто впервые увидел человека перед собой. Наблюдая, как Чу Ваньнин низко опускает голову, пряча глаза, он внезапно почувствовал такую сильную боль, словно его сердце треснуло и раскололось на мелкие кусочки.
Безо всякого сомнения перед ним было настоящее сокровище, но оно половину жизни находилось под толстым слоем пыли.
Ему стало так больно за него, что он никак не мог подобрать правильные слова.
В конце концов, неловко сжимая руку Чу Ваньнина, он мог лишь твердить:
— Это неправда, все не так.
«Кто-то точно любит тебя. Я люблю тебя.
Для кого-то ты самый дорогой и желанный. Перестань так принижать себя! В этом мире нет никого лучше тебя, так что прекрати вести себя как идиот, утверждая, что ты и гроша ломаного не стоишь.
Чу Ваньнин, ты такой дурак!
Я люблю тебя!»
Завершив свою мысленную тираду, Мо Жань все же решился спросить:
— А что насчет тебя?
— ...Меня?
Потупив взгляд, Мо Жань поспешил скрыть свое смущение за опущенными ресницами:
— Я... я такой глупый, такой невежественный, такой безответственный, я... я совершил много поступков, за которые мне никогда не расплатиться.
Он сделал паузу, прежде чем очень тихо спросить:
— А ты любишь меня?
Чу Ваньнин только собрался с силами, чтобы поднять голову, но, услышав этот вопрос и столкнувшись взглядом с парой излучающих нежность темных глаз, снова впал в замешательство. Смущение придало ему сил и он, наконец, выдернул ладонь из руки Мо Жаня и отвернулся.
Он не кивнул и не покачал головой.
Не признался ни в чем, но и отрицать ничего не стал.
Однако Мо Жань совершенно ясно видел, как основание шеи и уши Чу Ваньнина заалели, словно цветы крабовой яблони на белом снегу.
— Тот парчовый мешочек...
— Молчи! — покрасневший Чу Ваньнин внезапно прервал его резким окриком. — Ничего не говори.

— ...Я только хотел, чтобы Учитель знал это.
— … — Чу Ваньнин безмятежно смотрел на него и молчал.
Тогда Мо Жань осторожно добавил:
— Просто не смог сдержаться, хотел, чтобы все узнали…
— Узнали что?
Мо Жань широко улыбнулся. Пламя, горящее в сияющих любовью угольно-черных глазах, скрыло бурлящее внутри него страстное желание.
— Узнали, как мне повезло, — с улыбкой ответил он, — ведь я обучаюсь у самого лучшего, прелучшего, наилучшего Учителя в мире.