Волкодав. Самоцветные горы

напоённого солнцем южного ветр

Жизнь давно отучила Волкодава бояться подобного исхода ещё не совершённых поступков и впадать из-за этой боязни в грех недеяния.

понастоящему светит не отражённый свет, а свой собственный…

Не суди соседа, пока не проходил хоть полдня в его сапогах…

горазд глумиться над беззащитным – редко сам являет достойную доблесть.

Видно, не зря говорят: за других насмерть вставать куда проще, чем за себя самоё. За себя – усомнишься, десять раз спросишь себя, не посчитал ли собственную непонятливость за чужую вину… С другим человеком не так. Его обиды видятся трезвее и чётче, за его беду исполчиться сами Боги велят.

есть теперь, когда всё началось, Эврих совершенно перестал бояться… или, как выразился Волкодав, “думать сразу о многом”. Страх у него был только один. Не оказаться бы тюфяком, способным помешать двоим воинам и убийце.

провались!!! Да пошли они все в …!!!” – Эврих с удовольствием, чуть ли не по складам, мысленно выговорил самое непристойное проклятие на родном языке. Средство было безотказное. Эвриху снова исполнилось восемнадцать, он сделался шальным, весёлым и лёгким и напрочь перестал беспокоиться,

боишься, – сказал Волкодав. – Просто пытаешься думать сразу о многом, а случится одно. Думай про то, что тебе кажется самым паскудным, и будешь готов. А случится другое, покажется облегчением.

Нет на свете народа, у которого предательство доверявшего тебе человека не считалось бы худшим из преступлений… Это лишь немногим простительней, чем расправа над гостем или измена вождю, которому поклялся служить. Ну а на чём держится наём работника, если не на определённом доверии?

Оттого Боги всех народов земли очень не жалуют вороватых работников, когда те оканчивают свои дни и оказываются перед загробным судом.