Ежегодник по психотерапии и психоанализу. 2012

В патологическом телесном отыгрывании нет никакого развития, точно так же как и при наркомании; должно быть постоянное повторение, так как амбивалентность и зависимость не преодолеваются и развитие идентичности останавливается.

Но если подросток «перебесился», возвращается в сообщество взрослых и осуществляет индивидуальную интеграцию приобретенных ценностей, которые он выбрал и перенял, но также и новых, им самим найденных аспектов, тогда можно рассматривать его бунтарское поведение как процесс идентификации.

«первобытных народов» через передающиеся из поколение в поколение телесные практики, какими бы жестокими они нам ни казались, выражается амбивалентность в отношении взросления.

при помощи отказа от еды девочка находит средство приостановить физическое развитие тела, и приобретает через это власть вместе с фантазией, что она овладела жизнью, если умеет справляться с телом.

Когда в более позднем возрасте человек полагает, что тело должно оставаться молодым, он противится тому, что жизнь идет к концу, противится смерти. Страх смерти всегда означает для меня страх перед неправильно или не совсем удовлетворительно прожитой жизнью и отсутствием надежды что-то исправить перед лицом смерти. Как будто изменение тела может все повернуть вспять. Задачей здесь была бы поменять жизнь или учиться принимать более или менее неизбежную работу горя в связи с тем, что она (жизнь) случается лишь один раз, и в чем-то она хороша, а в чем-то менее удалась.

Когда большая часть населения западной страны, такой как США, подвергает себя косметическим хирургическим вмешательствам, то нельзя говорить о дисморфофобии, а скорее о коллективной иллюзии выполнимости этого, что стало само собой разумеющейся нормой.

, кто подвергает себя операциям, наверняка найдет врача, который вступит в нарциссическое тайное соглашение и который находит удовлетворение в том, чтобы быть полубогом, создающим новые человеческие тела.

Дисморфофобия, означающая опасения, что тело или его части уродливы, автоматически приводит в нашем обществе, по аналогии с медицинской моделью, к вопросу: «Что я могу сделать?». Реалистично поставленный вопрос звучал бы следующим образом: «Что со мной случилось? Кто я или к чему я пришел, что я проецирую свои экзистенциальные страхи на свое тело и думаю, что оно уродливо, хотя все окружающие считают, что оно в полном порядке?». Этого вопроса избегают, жизненные проблемы отрицаются, а дефект видится в теле, и там же он и должен быть исправлен.

У «первобытных народов» татуировки обозначают сохраняющиеся навсегда знаки принадлежности к полу и группе, в противоположность разрисовыванию или ношению масок и переодеванию: это обратимо, так что всегда может быть снова модифицировано при различных ритуалах инициации (van Gennep 1999, S. 78).

волна татуировок среди современной молодежи являет собой потребность в установлении границ, в том числе в связи с неопределенной самоидентификацией,