Наша внутренняя обезьяна. Двойственная природа человека

Невролог Оливер Сакс описывал, как в одной палате группа пациентов с речевыми нарушениями до упаду хохотала над телевизионной трансляцией речи президента Рональда Рейгана. Не способные понимать речь как таковую, пациенты с афазией следили за тем, что говорится, по выражениям лица и движениям тела. Они настолько внимательны к невербальной информации, что им невозможно солгать. Сакс пришел к выводу, что президент, чья речь казалась абсолютно нормальной людям без речевых нарушений, так ловко сочетал вводящие в заблуждение слова и тон голоса, что только люди с поврежденным мозгом могли это разглядеть.

Он не обращал внимания на деятельность группы вокруг и неделями отказывался от пищи. Мы думали, что он болен, но ветеринар не нашел никаких недомоганий. Старый самец выглядел как призрак того впечатляющего босса, каким недавно был. Я никогда не забуду этот образ побежденного и впавшего в уныние Йеруна. Когда ушла власть, весь огонь в нем иссяк.

Когда Лёйт впервые вырвался в лидеры, что ознаменовало конец прежнего, йеруновского порядка, меня очень озадачило то, как теперь на все реагировал бывший признанный вожак. Йерун, который обычно держался с достоинством, стал неузнаваем. Во время конфликта он плюхался с дерева, словно гнилое яблоко, извивался на земле, жалобно вопя, и ждал, чтобы его принялась успокаивать вся группа. Он вел себя скорее как детеныш, которого мать отталкивает от груди. И словно ребенок, который во время истерической вспышки гнева все время поглядывает на мать, ища признаки ее смягчения, Йерун всегда замечал, кто к нему подходит. Если толпа вокруг него собиралась большая и достаточно влиятельная

Эмпатия — единственное оружие в человеческом арсенале, способное избавить нас от проклятия ксенофобии.

Противоположных примеров, разумеется, тоже предостаточно, однако нет никакой необходимости карикатурно изображать жизнь наших родственников, как это делалось ранее, раз уж мы постоянно на них оглядываемся. Приматам очень комфортно в обществе друг друга. Ладить с сородичами — важнейшее умение, потому что перспективы выживания вне группы — там, где можно столкнуться с хищниками и враждебно настроенными соседями, — неутешительны. Приматов, оказывающихся в одиночестве, ждет скорая смерть. Это объясняет, почему они проводят огромное количество времени (десятую часть суток), налаживая социальные связи при помощи груминга

Глубочайшая ирония заключается в том, что благороднейшие из наших достижений — мораль и нравственность — эволюционно связаны с гнуснейшим видом нашего поведения — войной. Чувство общности, необходимое для первого, порождено вторым. Когда мы миновали переломный момент в конфликте между личными и общественными интересами, мы усилили социальное давление, чтобы каждый гарантированно вносил свой вклад в общее благо.

Заметив, что «зарплата» партнера выросла, капуцины, прежде всегда готовые «работать» за огурец, внезапно забастовали. Они не только неохотно менялись, но еще и волновались, бросались камушками, а иногда даже выкидывали ломтики огурца из кабинки для экспериментов. Пища, от которой они обычно никогда не отказывались, стала вдруг не просто нежеланной, а отвратительной!

Это, несомненно, была ярко выраженная реакция, эквивалентная тому, что довольно высокопарно называют «отвращением к неравенству».

Однако в то же самое время люди по сути своей непочтительны. Это было сказано еще святым Бонавентурой, теологом XIII в.: «Чем выше лезет обезьяна, тем яснее виден ее зад». Мы любим высмеивать вышестоящих. Мы всегда готовы их низвергнуть.

Конечно, страх сильней всего у непопулярных лидеров. Макиавелли справедливо заметил, что лучше стать государем при помощи народа, чем знати, потому что ее представители чувствуют себя столь близкими к положению правителя, что будут стараться его подорвать. И чем шире основание власти, тем лучше. Этот совет хорош и для шимпанзе: самцы, которые вступаются за обиженных, наиболее любимы и уважаемы. Поддержка снизу стабилизирует верхушку.

Сознаем мы это или нет, социальное доминирование всегда присутствует в наших мыслях. Мы демонстрируем выражение лица, типичное для приматов, такое, как, например, оттягивание губ, чтобы обнажить зубы и десны, когда нужно прояснить наше социальное положение. Человеческая улыбка произошла от умиротворяющего сигнала — вот почему женщины обычно улыбаются чаще мужчин. Миллионами способов наше поведение, даже самое что ни на есть дружелюбное, намекает на возможность агрессии. Мы приносим цветы или бутылку вина, когда вторгаемся на территорию других людей, и, приветствуя друг друга, машем раскрытой ладонью — считается, что этот жест возник как демонстрация отсутствия в руке оружия. Мы до такой степени формализуем свои иерархии с помощью поз и тона голоса, что опытный наблюдатель может всего за пару минут определить, кто здесь выше или ниже в табели о рангах. Мы говорим о человеческом поведении, используя такие выражения, как «целовать задницу», «пресмыкаться» и «бить себя в грудь», представляющие собой официальные поведенческие категории в моей области исследований, подразумевая, что когда-то в прошлом иерархии проявлялись на более телесном уровне.