Мигель Анхель Астуриас

А женщины, смеясь, считали родинки и звезды

шпоры морзянкой звезд говорили с конем

Генерал Эусебио Канаяос и лиценциат Абель Карвахаль

Я роза жизни, яблоко райской птицы, вымысел всякой правды, истина всякой сказки.

Нечего меня пугать этим твоим Новым домом.

Нет никаких оснований опасаться, что тебе более не встретится ничего нового и неожиданного; поистине, мир неисчерпаем

нет необходимости долго ломать голову над выдумкой; возможно, здесь они стоят перед другой проблемой — как заставить поверить в действительность, как сделать действительность правдоподобной.

Подобная ориентация на множественность интерпретаций, как сугубо реальных, так и ирреальных, является одним из любимых приемов аргентинских писателей. Уклоняясь от собственной оценки, Борхес и его соотечественники провоцируют разум и чувства читателей на активное отношение к их вымыслам, на активную работу духа.

От допущения чуда до глубокой потребности в чуде, до органической привычки глядеть на мир сквозь призму чуда

о всей латиноамериканской фантастике ощутим бунт против философии здравого смысла, безотчетной веры в технократическую цивилизацию, всевластия убеждений типа «дважды два — четыре». Герой рассказа Борхеса «Синие тигры», столкнувшись с явлением, противоречащим законам физики, математики и логики, молит об избавлении его от этой напасти. И остается один, «с днями и ночами, со здравым смыслом, с обычаями и привычками, с окружающим миром». Хочется надеяться, что читателю это не грозит.