Марк Моффетт

Общества, границы между которыми определяются с помощью идентичности их членов, основаны не только на личных связях соратников. В отличие от других видов животных, люди поддерживают социальную жизнь и прочные социальные сети с помощью множества сформулированных правил, передаваемых от одного общества к следующему. Ради взаимной выгоды мы тщательно прорабатываем способы действий (и наказаний) для обеспечения честного обмена и этичного поведения, применимые во многих сферах. Уборщик мусора делает свою работу, собирая мусор за незнакомцами, и получает зарплату. Он покупает кофе в магазинчике на углу у незнакомого продавца и может обратиться к сотне незнакомцев в церкви или на собрании профсоюза. Но управление такими взаимодействиями имеет границы. Несмотря на общие экономические выгоды и безопасность, обеспечиваемые обществом, разногласия между фракциями, особенно в том, что́ считать выполнением своих обязанностей и взаимной выгодой, могут быть болезненными. Однако подобные споры – это самое малое. Ни одно общество не обходится без преступлений и насилия (противоположность кооперации), совершаемых одним полноправным членом общества или группой лиц против другого. И все же общества могут существовать веками, даже если нарушение нормальной деятельности ускоряет их распад, – на ум сразу приходит Римская империя, хотя было бесчисленное множество других.

Хотя разногласия и неприветливость способны привести к износу ткани общества, их противоположность – кооперация – вовсе не обязательно объединяет общество или отделяет его от других обществ. Это справедливо, даже когда сотрудничество вносит вклад в накопление социального капитала, который повышает продуктивность целого. Самый серьезный недостаток утверждения, будто жизнь в обществе основана на кооперации, заключается в том, что при таком подходе игнорируется многое из того, что превращает существование в обществе в проблему. Социолог XIX в. Георг Зиммель рассматривал сотрудничество и конфликт как неразделимые «формы обобществления», каждая из которых невообразима без другой[31]. Излишне концентрироваться на кооперации – значит отбирать выгодные факты.

В сообществах наших родственников, человекообразных обезьян, доброта и кооперация – тоже лишь часть картины. Шимпанзе угрожают друг другу или открыто сражаются из-за статуса, а потерпевших поражение иногда изгоняют или убивают. Незначительная помощь, которую обезьяны оказывают друг другу, помимо связей между матерью и детенышем, обычно становится реальной, когда несколько особей действуют вместе и сражаются с соперниками, для того чтобы, свергнув их, один из «восставших» получил статус альфа-самца. Шимпанзе также объединяются для охоты на красных колобусов[32], но, согласно некоторым описаниям, они действуют скорее одновременно, чем совместно. Тот шимпанзе, что получит мясо, может дать другим попробовать добычу, но только если те будут попрошайничать[33]. Бонобо, которые выглядят как обыкновенные шимпанзе, но с маленькой головой и розовыми губами, более великодушны, но все же при первой возможности способны украсть еду у сородичей и не более склонны действовать в команде

Члены общества объединены идентичностью независимо от того, взаимодействуют ли они регулярно или желают выручить друг друга, хотя общая принадлежность может быть твердым первым шагом к превращению таких отношений в реальность.

Способность вспоминать других, вероятно, была необходимым первым шагом к эволюции сообществ у позвоночных животных[104].

Даже общественные насекомые, сам символ бездумной кооперации, могут сталкиваться с внутренней борьбой и действовать эгоистично. Несмотря на то что у большинства видов общественных насекомых обычно только царица (матка) – единственная особь, которая размножается, у медоносных пчел и некоторых муравьев некоторые рабочие особи ведут «подрывную деятельность» и откладывают яйца. Гнезда этих видов насекомых могут быть настоящими полицейскими государствами, в которых рабочие с неусыпной бдительностью ведут поиск, чтобы уничтожить любое яйцо, не принадлежащее царице[35]. О каком бы виде ни шла речь, индивидуумы, которые не выполняют свою долю работы, тянут за собой остальных. То, каким образом общества, от артроподов до людей, справляются с мошенниками и принуждают к справедливости, само по себе является предметом отдельной области исследований[36].

Типичное общество включает все разнообразие отношений, хороших и плохих, дружеских и враждебных. Принимая во внимание, что сотрудничество может процветать как внутри самих обществ, так и между ними и там, где нет обществ вообще, лучше рассматривать общество не как объединение занимающихся совместной деятельностью индивидуумов, а как определенный тип группы, в которой каждый обладает чувством принадлежности, обеспечиваемым за счет стойкой общей идентичности. Принадлежность к обществу (у людей) или к сообществу (у других видов животных) – это вопрос «да/нет», и неоднозначность – крайне редкий случай.

Сообщество больше всего конкурирует с другими сообществами, принадлежащими к тому же биологическому виду. Лучшая защита – это нападение. Обычный способ завладеть ресурсами сородичей – защищать не сами «активы», а заявить права на территорию, где они находятся. Территориальность – это выход, если участок можно полностью контролировать или по меньшей мере занять доминирующее положение. Поэтому виды используют один из подходов к выстраиванию международных отношений: возведение стены. У живущих в раковинах цихлид это настоящие стены из песка, сооруженные между комплексами апартаментов, занимаемых разными группами, а млекопитающие, такие как волки и гиеновые собаки, метят свои территории с помощью запаха. Луговые собачки используют преимущества визуальных ориентиров, таких как камни или кустарник; тем не менее даже границы, проведенные через открытое пространство, остаются неизменными и передаются от родителя потомству. Грызуны точно знают, где они находятся, и защищают свою территорию, изгоняя или убивая правонарушителей. Если виду свойственна территориальность, то его сообщества можно идентифицировать, просто нанося на карту передвижения животных, и таким образом показать, что отдельные группы занимают разные участки.

Шимпанзе нужно знать всех.
Муравьям не нужно знать никого.
Людям нужно знать лишь кого-нибудь.

Виды, у которых члены сообщества уходят друг от друга на гораздо большие расстояния, часто ассоциируются с превосходными сенсорными способностями. Слоны слышат звуки, издаваемые их компаньонами, на расстоянии нескольких километров. Хотя человеку может показаться, что пара отдыхающих под деревом слонов изолирована от тех, что поедают листья вне поля зрения, животные, постоянно издавая низкочастотный звуковой сигнал, рокот, поддерживают связь. Такая способность общаться на дальних расстояниях позволяет членам основной группы, находящимся далеко друг от друга, координировать свои действия[82]. Пусть слоны и разбредаются, но они (если только не уйдут очень далеко) могут знать о перемещениях друг друга больше, чем павианы в компактном стаде.

Таким образом, перефразируя известное выражение, близость – в глазах смотрящих (или ушах, или носах), и даже животные, для которых характерно слияние и разделение, могут запаниковать, если окажутся в настоящей изоляции. Исходя из вышеизложенного, для того чтобы действовать согласованно или, по крайней мере, результативно реагировать друг на друга, для членов сообщества имеет значение не то, насколько близко, на наш взгляд, они находятся друг к другу, а знание о местоположении других. Это может быть знание о ситуации на ограниченном локальном участке, как у павианов, или на гораздо большем пространстве, как у слонов. Члены сообщества находятся вместе до тех пор, пока они знают друг о друге.