Александра Александрова

Должны ли мы согласиться на то, что альтернатива религии — релятивизм? Должны ли мы допустить отказ от разума в вопросах этики?

склад характера зрелой и цельной личности, плодотворный характер — это источник и основа «добродетели», а «порок» — это, в конечном счете, безразличие к своему Я и самовредительство. Не самоотречение и себялюбие — а любовь к себе, не отрицание индивидуального — а утверждение своего истинно человеческого Я: вот высшие ценности гуманистической этики.

Хорошо» — то, за что награждают, «плохо» — то, за что социальные авторитеты или большинство ближних относятся с неодобрением или наказывают. Да, страх неодобрения и потребность в одобрении представляются наиболее сильными и почти исключительными мотивами этической оценки. Это интенсивное эмоциональное давление мешает ребенку, а позднее и взрослому, задаться критическим вопросом: «хорошее» хорошо для него самого или для авторитета?

Гуманистическую этику, хотя она и противоположна авторитарной, можно также охарактеризовать по формальному и материальному критериям. Формально она основывается на принципе, что только сам человек может определить критерий добродетели и греха, а не трансцендентный ему авторитет. Материально она основывается на принципе, что «благо» — то, что хорошо для человека, а «зло» — то, что человеку вредит; единственный критерий этической оценки — благополучие человека

Раз человек знает, в чем его личный интерес, этим уже сделан первый и самый трудный шаг к его реализации.

а о чем человек думает, у того он в плену,

«Оставь злое и твори доброе» — всей душой отвратись от зла, не предавайся в мыслях злому, твори добро. Ты творил неправедные дела? Теперь уравновесь их праведными.

Не будь совести, род человеческий уже давно бы застрял на своем полном опасностей пути

поджигатели войны, заявлявшие, что они поступают так по велению своей совести, когда на самом деле выше всех других соображений для них была жажда власти.

Да, вряд ли сыщется какой-нибудь акт жестокости или безразличия человека по отношению к другим или по отношению к самому себе, который не рационализировался бы как веление совести, и эта потребность в успокоении совести свидетельствует о ее силе.