Александр Залесский

верин день рождения праздновали дома — с родственниками и тостами. раньше говорили — вот будет тебе четырнадцать/шестнадцать/восемнадцать и делай, что хочешь. вере восемнадцать — не хочется ничего.
ни счастья, здоровья, успехов в учебе.
ни женского счастья (а это другое счастье?)
ни оставаться красавицей до самой старости.
ни мудрости (никогда не было), ни терпения (этого полно).

скупая про запас, мы лишили вещи возможности быть ношеными

Почему? Потому что я родом оттуда, из материнских ковров, и это не вытравить и не изгнать — с прошлым рода можно жить только двумя способами: продолжая традицию, не осознав ее, погружаясь все дальше, сливаясь с привычными образами и перенимая, повторяя механистически и дословно за старшими женщинами. Или выставив на свет все черные точки и провалы, разобрав по косточкам и надписав каждую.

вспомнил пост про признания в любви в одном телеграм-канале. В культуре насилия признание — это знак того, что ты болен без другого человека. Признаешься — значит перекладываешь ответственность. Или ты сделаешь мне хорошо, или мне будет еще больнее. Но ты ведь не хочешь сделать мне больно...

Акцию она с друзьями из партии устроила на восьмое марта год назад. Они выбрали несколько центральных перекрестков и приковывали манекены женщин к дверцам полицейских машин. К манекенам прилагались ленты «я звонила 112 и никто не пришел».

К манекенам прилагались ленты «я звонила 112 и никто не пришел»

Тогда Соня предложила Кириллу пожениться

Когда у нее было хорошее настроение, она писала: надеюсь, тебе станет лучше. Когда

Родных у Сони не было, а без длинных свиданий в колонии было совсем тяжело

Местная администрация распорядилась все закрыть, но никто не закрылся