Андрей Локтионов

Люк всегда удивлялся вспышкам вербального насилия. Но в этих перепалках не было подлинной ненависти, только фамильярность. Это означало, что у Дома с Хатчем были теперь более близкие отношения, чем у него.

Ничто здесь не имело значения. Кроме него самого. В нем еще теплилась жизнь. Сердце билось. Воздух поступал в легкие. Ноги шли. Зная, насколько быстро и неожиданно может закончиться жизнь, как ничтожна она перед этой Вселенной пространства и времени, насколько безразлична она для ее настоящих, прошлых и будущих обитателей, Люк чувствовал себя свободным. Он был одинок, но свободен. Свободен от всего и вся. Хотя бы ненадолго. И он знал, что на самом деле ничего больше у человека нет.

Он не принимал ничью сторону, потому что не мог допустить раздора. Это был уже вопрос не спасения встречи выпускников, а безопасности.