Евгений Гришковец

Миша вдруг сильно не согласился с тем, что видит в зеркале. Он с удивлением понял, что ощущает себя совсем не так. Миша видел довольно спокойное и даже не усталое лицо, тёмные и спокойные глаза и, может быть, едва-едва приподнятые удивлённые брови. Он чувствовал себя иначе. Он чувствовал себя так, что готов был увидеть в зеркале что-то похожее на своё любимое и сильно помятое пальто, которое он повесил в прихожей просто на вешалку, хотя всегда вешал его на плечики.

слушаете по той причине, что пришли послушать, или просто – деваться уже теперь некуда, или по какой-нибудь своей причине. Не знаю…

интересно, какой-нибудь москвич говорит какому-нибудь иностранцу: «Даа… Байкал – это наша гордость, это озеро самое большое, глубокое, там столько-то процентов всей пресной воды мира, там омуль…!»

Какой Байкал? Да до него дальше, чем до Африки… Намного дальше… А школьники в Хабаровске пишут сочинение в девятом классе «Петербург Достоевского». Какой Петербург? О чем вы? Семь часов разницы между этими городами, и березы…, много…, много…, много берез.

Посылка пришла не по адресу. Она пришла не к их милому, единственному, умному мальчику. А к одному из многих грязных, затравленных и некрасивых пареньков, который имеет порядковый номер и… фамилию,… эту фамилию один раз в сутки выкрикивают на вечерней поверке…

­ких шансов.

В проливе Лаперуза к нам со стороны острова Хоккайдо подлетел маленький самолетик. Его, видимо, просто послали посмотреть на нас поближе. Он, не долетев до нас, стал разворачиваться, и я увидел летчика. Голову. Лицо в очках – японский летчик. И на какую-то секундочку он взглянул на меня, и я, не думая, моментально,… раз – и показал ему руками…, в смысле – хрена тебе! Он тут же развернулся и улетел к Японии, а я победил. Вот и все

потом дембелек садился в поезд, приезжал к себе в село, в первый же вечер напивался, рвал эту красоту или обблевывал – все с непривычки к свободе. Форма комкалась и запрятывалась в какой-нибудь дальний угол. И все говорили: «Ну, слава Богу, нельзя же таким петухом ходить. Все! И живи себе

Посуда нужна для того, чтобы ее мыть…, на флоте так…, одни ее моют всегда, другие недовольны тем, как она вымыта… всегда.

Палуба нужна не для того, чтобы по ней ходить, а для того…, чтобы ее… ну, мыть, конечно. Причем мыть долго, но быстро. То есть

Стоп! Где дом? А дома нету!»

Моя комната, конечно, осталась. Мама в ней все сохранила точно так же, как было. Все разложено, как в доме-музее. Но это не дом… В смысле, желание ДОМОЙ было таким

Сердился на задержку рейса, на усталость, на банк, у которого слишком много филиалов, на необъятные размеры родной страны, на то, что, кроме как в столице, никто нигде делать ничего не умеет и не хочет и ему приходится мотаться по разным городам, на то, что на высоте десять тысяч метров не найти лекарств,

и как можно всерьёз относиться к путешествию по Японии, когда летишь из Хабаровска в Москву?