Александр Пронин

„Вход пятнадцать или сорок копеек, сначала темно, а потом дрыгающие люди под вальс бегают“»

связно говорить Володя научился как раз тогда, когда братья Люмьер предъявили миру новый язык — язык киноэкрана.

взгляды формировались под влиянием набирающей силу визуальной культуры.
Кинематограф рубежа столетий завораживал, прельщал, очаровывал юные души, стремительно завоевывая города, страны, весь мир. Россия, несмотря на гигантские масштабы, «покорилась» экспансии синема легко и быстро: «Пройдитесь вечером по улицам столиц, больших губернских городов, уездных городишек, больших сел и посадов, — писал в 1912 году Александр Серафимович, — и везде на улицах с одиноко мерцающими керосиновыми фонарями вы встретите одно и то же: вход, освещенный фонариками, и у входа толпу ждущих очереди — кинематограф» [1].
Но мерцающий экран не только развлекал. Российское общество стремительно менялось, и для подтачиваемой недугами империи кинематограф стал одним из вредоносных вирусов, внесших немалую лепту в революционное дело распада традиционного общества, краха «общинного» крестьянского мира, высвобождения чудища новой, массовой и очевидно доминирующей культуры. «