Стивен Эриксон

Что ещё за замёрзшее время, ведьма?

– Прошлое, теблор.

Она увидела, как он задумчиво прищурился, затем вздохнул и произнёс:

– Тогда ненайденное время – это будущее, а значит нынче – текущее время…

– Да! – воскликнул Искатель Лодок. – Ты произнёс величайшую тайну жизни!

Величайшая тайна жизни». Это текущее время ещё не замёрзло, и лишь теперь откроется ненайденное.

Жизнь, смерть, тьма, свет, тень… возможно, но даже это кажется довольно узким спектром. Что насчёт времени, к примеру? Прошлое, настоящее и будущее? Что насчёт желания и дела? Звука и тишины? Или последние лишь подвиды воздуха? Является ли время частью света? Или это лишь точка где-то между светом и тьмой, но отличная от тени? А что насчёт веры и отрицания? Теперь ты понимаешь, Маппо, какова потенциальная сложность у этих соотношений?

Все истинные соблазнители, по большей части, поощряют соглашательство. Если ты чувствуешь себя в безопасности, только когда все вокруг думают, чувствуют и выглядят в точности, как ты сам, ты просто Худом проклятый трус… или кровавый тиран.

Что же не так с этим миром? Спросишь мужчину, и он ответит: «Не спрашивай». Спросишь женщину и оглохнешь от старости прежде, чем она закончит. Ха! Ха-ха.

Я могу отбросить всё остальное и попытаться следовать им точно и без отклонений – из страха, что ошибка обернётся катастрофой. Или рассматривать неопределённость как открытую возможность и позволить своему воображению заполнить лакуны.

Но истину невозможно обрести, когда ищущий – потерян. Духовно. Морально. А благородство и славу невозможно украсть, нельзя заслужить жестоким лишением жизни. О, боги, какой жалкий, неуклюжий, до жестокости глупый обман… выходит, хорошо, что Трич перебил их, всех до одного. Ах, какое глубокое послание в этом скрыто.

Поле битвы знает лишь утраченные надежды, а призраки цепляются тщетно за землю, помнят только последнее место, где были живы, и воздух полнится звоном и грохотом из прошлого, когда последние стоны умирающих затихают в молчании.

Вы оба слишком много думаете, и думаете, что, думая столько, до чего-то дельного додумаетесь, – да только шиш вам. Смотрите, всё просто

Бремя рождалось с потерей невинности. Наивности. И хотя невинные стремились утратить свою невинность, те, кто уже это сделал, завидовали невинным, ибо познали горечь в отсутствии того, что утратили. Первые и вторые не могли обменяться истинами.