Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки

На приморской стороне Вестеролена есть специальное слово, которое значит “шум моря, доносящийся в окно спальни в погожую летнюю ночь, когда волна тихо набегает на мягкий песчаный берег”. Слово это – “шюбортурн”.

Когда молчим, тишина не кажется гнетущей – это ли не самое подходящее определение дружбы?

Глядя на белый мокрый песок я вспоминаю историю, вычитанную мною о ранних христианах: преследуемые римлянами, они пользовались тайными знаками, чтобы опознавать единоверцев. Встретившись и почуяв во встречном (или друг в друге) родственную душу, один из них начинал с того, что чертил на песке дугу. Другой же должен был начертить вторую дугу, зеркальную первой и пересекающую ее, завершая тем самым рисунок. В итоге получался символ рыбы.

Какое это, должно быть, жуткое потрясение, когда вдруг понимаешь, что тебя поймали да при этом силком, на невидимой леске, тащат наверх, к свету. Отрывают от косяка сородичей (которые, пожалуй, даже не заметят твоей пропажи) и выдергивают с пятидесяти- шестидесятиметровой глубины на самую поверхность.

т усыпана говорящими именами мелей, выступающих или едва-едва скрытых водой: Bikkjekæftan (Собачья пасть), Vargbøen (Волчье логово), Skitenflesa (Чертов камень), Flågskallene (Шкуродёриха), Galgeholmen (Остров Висельников), Brakskallene (Гремучая мель

и крепкий лядвенец, у которого много народных названий – заячья трава, лапчатый горошек, рутода рогатая, рута польная. За специфический запах народы на севере Норвегии придумали для него и другие, “весьма глубокомысленные”, прозвища: цветок-говенец, tykjeskjeta (“бесово дерьмо”) и еще одно, пожалуй, наименее лестное из всех наименований, когда-либо дарованных представителям флоры: подотрись-трава.

“С тех пор купался я в Поэме океана / Средь млечности ее, средь отблесков светил / И пожирающих синь неба неустанно / Глубин, где мысль свою утопленник сокрыл”[1].

Один из братьев дал такой совет: “Возьмите сетку, например из-под апельсинов, набейте ее тухлой селедкой, а в середину кома спрячьте крюк”.

Роберт Льюис Стивенсон, автор “Острова сокровищ”, “Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда” и других классических произведений, вообще-то, в согласии с семейной традицией, должен был стать не писателем, а маячным инженером.

Из всех неразумных затей, которые только можно было выдумать, неразумность нашей затеи кажется нам наиболее разумной.