Райские пастбища

Он прожил жизнь, не зная романтической любви. Когда ему было девятнадцать лет, он трижды пригласил на танец Кэтрин Маллок, которую никто не приглашал. Так все и пошло, а потом он на ней женился, потому что этого ожидали и все соседи, и ее семья. Кэтрин не была хорошенькой, зато она обладала крепкой свежестью весенней травы и задором молодой кобылки. После замужества она утратила и свежесть и задор, как цветок после опыления. Она раздалась в бедрах, у нее обвисли щеки, и Кэтрин покорилась новой участи — работать и работать без конца

Она потянулась, чтобы пожать ему руку, благодарная за то, что сумела сделать его счастливым.

Джон Уайтсайд встал, подошел к ней и обнял за плечи.
– Мне кажется, я не все понял, – сказал он. – Да я и не хочу понимать. Не нужно понимать. – Он словно разговаривал сам с собой. – Это было бы не совсем вежливо... понять...

Молли было жаль, что она не позволила ему пойти, но то, что он сказал об отце, ее напугало. «Я хочу, чтобы это было приключение, – думала она. – А если со мною пойдет Билл, никакого приключения не получится. Будет просто прогулка».

– Возьми одну какую-нибудь фразу и пиши ее много раз подряд, пока не выйдет совсем красиво, – предложила она. – Только тщательно выводи каждую буковку.
Робби порылся в памяти, пытаясь вспомнить какое-нибудь изречение, которое ему нравилось. Наконец он написал: «Нет ничего чудовищнее того, что мы можем внушить себе сами». Он любил это слово «чудовищно». Оно придавало мысли тембр и глубину. Если есть слова, способные благодаря одной лишь силе своего звучания повелевать демонами, в число их, несомненно, входит слово «чудовищно».

Тут учительница попробовала объяснить, что же все-таки произошло, и, объясняя, немного на них рассердилась.
– Я думаю... понимаете... ну, в общем, мне кажется, до сих пор он просто не догадывался, что он беден.

Вечером она писала одному из своих друзей: «Когда у человека есть все необходимое, главным для него становится стремление оставить память о себе, какое-нибудь доказательство того, что он действительно существовал на свете. Эти доказательства мы запечатлеваем либо на камне или дереве, либо в судьбах других людей. Это стремление глубоко сидит в каждом из нас – от мальчишки, который пишет непристойности на стенах общественной уборной, до Будды, оставившего свой образ в сознании целых народов. Жизнь так нереальна. По-моему, мы сомневаемся всерьез, существуем ли мы на самом деле, и всеми способами пытаемся доказать себе и другим – да, существуем».
Копию письма она сохранила.

Тетушку Нелли он почти не знал, но ее похороны доставили ему огромное удовольствие.

В обращении с женой Акула никогда не проявлял ни жестокости, ни нежности. Он обходился с нею ласково и непреклонно, точь-в-точь как с лошадьми. Быть жестоким казалось ему столь же неразумным, как потакать.

Когда родилась Элис, местные фермерши толпой нагрянули к Уиксам и каждая заранее приготовилась вскричать: «Ах, какое милое дитя!» Но увидев, что дитя действительно прекрасно, они разом онемели и не знали, что сказать.