сколько вы хотите за все эти исчезающие шальвары?
– Я хочу! – сказал он. – Я хочу десять тысяч, так вы же не дадите.
– Я дам двести шекелей, – сказала я твердо.
– А доехать?! – завопил он.
– Ну, хорошо, только предъявите автобусные билеты.
И вновь до меня донеслось протяжное: «Исаак, оборви эти мелочные отношения, объясни ей доходчиво – кто она, а кто ты!»
– Итак, – сказала я решительно, – диктуйте мне вашу афишу, да покрасочнее, я ведь должна завлекать людей на ваше представление.
– Вам не надо их завлекать! – обиделся он. – Они сами примчатся, когда прочтут мое имя… Пишите большими буквами: «Джакомо Берталуччо!»
– А кто это? – спросила я, помолчав.
– Я!
– Минуточку… Но ведь вы сказали, что вас зовут Исаак.
Он расхохотался – снисходительно…
– Милая, – проговорил он ласковым басом, – вам, как человеку далекому от искусства, простительно не знать, что большие артисты для концертов берут себе еще одно имя, более звучное и танственное… Называется – псевдоним.
– Что вы говорите! – воскликнула я.
Мы быстренько условились о дате выступления, и уже опуская трубку на рычаг, я слышала голос распиленной Лейлы: «Исаак! Сколько можно с ней возиться, она что – тоже из Житомира?»
Иногда самой себе я напоминаю кошку, ловящую свой собственный хвост. Мои герои высовываются из-за моего плеча, докрикивают вдогонку законченным вещам какие-то фразы, обидные шутки, поучительные реплики… Мои герои относятся ко мне без должного пиетета – наверное, догадываются, что я – всего лишь одна из них, не лучше и не хуже…
Они возникают, уходят, возвращаются, кивают и строят рожи… они доигрывают в жизни то, что не доиграли на бумаге…
И я давно уже знаю, что этот проклятый Солярис исчезнет лишь тогда, когда исчезну я сама.