Избранные новеллы

Тогда тебя страшно занимала одна теория, о кукушке: суть ее в том, что кукушка откладывает яйцо отнюдь не в первое попавшееся гнездо. Она, выражаясь по-научному, адаптируется, я же считаю более точным слово "приспосабливается". Одни кукушки выбирают сорочьи гнезда, другие - вороньи, третьи - изящных певчих птиц. Кукушка обладает способностью придавать своим яйцам разную форму и окраску, они могут быть круглыми или овальными, одноцветными или в крапинку - в зависимости от того, чье гнездо она облюбует; в общем, это длинная и захватывающая история. Помнится, ни тебя самого, ни тем более остальных не поразило, почему именно тебя так увлекла эта теория. Да потому, что ты по натуре своей кукушка. В своем писательском, разогретом смутными порывами мозгу ты высиживаешь, впрочем, нет, не высиживаешь, эту заботу ты ловко перекидываешь на других, твое дело лишь "снести" так называемую идею или, по-твоему, сей процесс следует торжественно именовать вдохновением? Ты настолько осторожен, настолько неспособен что-либо взрастить, что перекидываешь - какая щедрость! - плоды своего вдохновения другим, тем, кому приходится рисковать, кто становится беззащитной жертвой. Да, да, представь себе, будто это мне пришлось писать о тебе некролог. Ты бы прочел: "Величайшим даром этого щедрого повелителя слов было умение вдохновлять и пером, и прекрасной речью. Он был блестящим собеседником, одним из тех немногих, кто самоотверженно отдает свое вдохновение; и те, кто припадал к этому источнику, чувствовали себя причастными к зарождению дерзких мечтаний Литератора". Что-нибудь в подобном роде. В некрологах не скупятся на похвалы, не так ли? Я бы и словом не обмолвился ни о твоей трусоватости, ни о том, что ты - и для людей, и для Бога - был кукушкой.

Когда оглядываешься "назад" - то есть это в твоем представлении "назад", - никакой "ясности" не обретаешь, не надейся. (Как знать, возможно, тебе в нашем прошлом мерещатся сплошные пальмы и гусли, ты вечно все передергиваешь.) Нет, ясности не обретаешь. Очевидным становится лишь бесконечное однообразие. Но однообразие однообразию рознь. Намеренное однообразие доступно лишь одаренным натурам: в нем таится множество тончайших оттенков, вариаций, которые не дано видеть серым, лишенным воображения людям. Вот они и стараются подперчить свое существование, развлекаются, разъезжают по курортам. Но, исчерпав все возможности, они увязают, намертво, как лошадь в болоте. Лошадь засасывает, но не сразу, а постепенно. Если ей повезет, она выберется, но очень скоро ее снова засосет.

А ведь мое явное духовное превосходство в то время, которое мы можем называть "нашим", было настолько очевидным, что лишь по своей слепоте ты мог простить его мне.

Некоторые утверждают, что, вглядываясь в чужую жизнь, человек набирается ума. Не похоже.

Большинство людей отличаются полным неумением задуматься над тем, хорошо или плохо они поступают.

Ведь в каждом обществе есть секреты, которые принято хранить в тайне.

Дорогой друг!

Большое тебе спасибо за чудный некролог в журнале "Все для человека". Он всем здесь очень понравился. Лично я особо отметил, сколь тонко ты, а вслед за тобой и остальные оценили наилучшие мои качества. Это было для меня некоторой неожиданностью, но лучше поздно, чем никогда, как принято говорить у вас - там, где понятия "поздно" и "никогда" что-то значат.

Ты наверняка считал, что наделяешь меня достоинствами, которых у меня не было и в помине. Вот тут ты заблуждался, старина; я и в самом деле был прекрасным человеком. Это видно по уважению, с каким относятся ко мне в месте теперешнего моего пребывания.

Вероятно, тебе, как и другим, небезынтересно было бы узнать, что это за место. Нам всем это было бы интересно, независимо от того, верим мы во что-нибудь такое или совсем ни во что не верим. Лично я, как ты знаешь (вернее, думаешь, будто знаешь), никогда особенно ни во что не верил. Но это не так уж важно. Вообще говоря, мне не следует распространяться на подобные темы. Ведь в каждом обществе есть секреты, которые принято хранить в тайне.

Ты еще пишешь о никогда не изменявшем мне чувстве справедливости. При существующем положении дел это просто пустая фраза. Ибо никогда не изменяющее чувство справедливости - чистейший абсурд, надеюсь, ты и сам это понимаешь. Оно изменяет сразу же, как только затрагиваются личные интересы, иначе и быть не может. Чувство справедливости, которое никогда не изменяет, просто нереально. И справедливость, и пресловутое чувство справедливости, конечно же, всегда изменяют. Сейчас самое время вспомнить избитую фразу: "Ничто человеческое нам не чуждо". Именно!

Хуже обстоит дело с перечнем моих заслуг, о которых ты счел себя обязанным рассказать, ведь этот перечень не дает ни малейшего представления о моей индивидуальности, или о том, что я по своему скандинавскому простодушию привык называть своей индивидуальностью. ("Индивидуальность" - как часто люди злоупотребляют этим словом, а впрочем, если вдуматься, не так уж часто.) Я хочу сказать, что, даже если исходить из твоих убеждений, на самом деле твой дружеский некролог получился, честно говоря, скорее благожелательным, чем, извини, проницательным.

- Мириады миллиардов! - воскликнула она восторженно. Это относилось к звездам. У фру Алфхиль была слабость: к ночи она начинала изъясняться пифическим языком.