На безлюдье

Кстати же насчет подглядывания, я тут чувствую, что обязан внести ясность. Секс я не подглядываю. Это дело навеки прошлое. Вы меня понимаете? Когда раздвинутые ветви являют передо мной, скажем так, сексуальные перипетии в прямом и переносном смысле, мне видны одни глазные белки, они наплывают и засасывают, и не отодвинуться, а если ты не можешь как следует отодвинуться от людей, если утратишь сторонний взгляд на вещи, то игра уже не стоит свеч, забудь о ней и помни только, что кругозор твой спасает отдаление, причем отдаление в лунном свете, и достаточное отдаление.

Спунер. Нет. Вы на безлюдье. Там все недвижно, там нет перемен, и возраста нет, и все пребывает вовеки, в оледенелом безмолвии.
Долгая пауза.
Xерст. Пусть так, пью за это.

Август в Англии — это сплошные дожди.

Юный поэт должен странствовать. Странствовать и страдать. Поступите-ка, пожалуй, во флот, повидайте море. Путешествуйте, изучайте.

Фостер. Что это вы пьете?
Спунер. Ячменный сок, пронзающий нутро.

Признайте, полюбите добрые привидения. В них есть чувство, оно… схвачено. Склонитесь перед ними. Конечно, это не освободит их из вечного плена, но кто знает… какое облегчение… это может им доставить… кто знает, не оживит ли это их… в невидимых оковах, в прозрачных узилищах. Вы думаете, это жестоко… оживлять их, раз они обречены на неподвижность? Нет. Из глубины глубин они тянутся навстречу вашему касанию, вашему взгляду, и, когда вы улыбаетесь, радость их… безгранична

Истинно говорю вам, пекитесь о мертвых тем попечением, какого сами ищете ныне, в вашей, как вы ее называете, жизни.

Лично я готов проявить терпимость. Я буду с вами обходителен. Покажу вам свою библиотеку. Может быть, даже и кабинет покажу. Могу показать даже ручку и блокнот. Скамеечку для ног — и ту, может статься, покажу.

Не понимаю… не понимаю… а между тем наблюдаю… постоянно наблюдаю… как самые утонченные, образованные люди меняются легче легкого, почти на глазах становятся подонками, жуликами, грабителями. В мое время никто не менялся. Человек оставался самим собой. Только религия ломала людей, но, по крайней мере, это было лучезарное несчастье.

Вы — хам, это сразу видно. А тот Чарлз Уэзерби, которого я знал, был джентльменом. Изничтожение человека. Мне вас жаль. Куда подевался одушевлявший вас нравственный пафос? Он исчерпан до дна.