Я просто постарел.
Изменилось не только мое лицо. Я действительно чувствую себя на пятьдесят. Побаливают суставы, покалывает сердце, по утрам ноет печень. С одышкой поднимаюсь на свой третий этаж. Неделю назад посетил окулиста и сразу заказал очки, а позавчера - первый раз в жизни одел их. Хорошие очки, удобные.
Если вам вздумается пожалеть меня или сказать что-то соболезнующее - не тратьте слов. Я не чувствую себя жертвой обстоятельств. Это - жизнь. Которую, повторяю, надо воспринимать как должное.
От окулиста я зашел к психиатру и немного побеседовал с этим мужиком. Я выяснил, что психически здоров, и спросил, нельзя ли мне получить соответствующую справку. Он приготовил ручку и поинтересовался организацией, в которую необходимо предоставить такую справку. Я мог выдумать все, что угодно, но сказал, что такая справка нужна лично мне. Вот тут беседа наша потеряла свою непринужденность, и я услышал странный вопрос: “Вас что-то беспокоит?” “Но вы же признали мое психическое здоровье, не задавая этого вопроса,” - заметил я. Он убрал ручку и сказал, что просьба моя несколько необычна, и, как правило, подобные справки выдаются только по запросу заинтересованных организаций. “Другими словами, - заключил я, - факт просьбы такой справки уже говорит о какой-то психической аномалии… Ну, хорошо. Я принесу запрос. Но после того, как получу от вас справку, я расскажу вам о том, что под Снежинском находится громадное подземелье, в котором водятся ужасные звери. Мой рассказ повлияет на ваш диагноз?” Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением, и я понял, что перегнул палку, сочтя за лучшее сразу уйти. Уходя, я заметил, что он смотрит на обложку моей медицинской карты, словно получше запоминая фамилию. А может быть, ему бросился в глаза год моего рождения?
Я не думаю, что слух о моей ненормальности пошел именно оттуда: врачебная тайна есть врачебная тайна. Похоже, я сам спровоцировал этот слух, в двух-трех местах обмолвившись о том, о чем говорить не стоило. Странное дело. Когда я был мальчишкой, о моих походах под землей не знал ни один человек, ни один из моих самых близких друзей, ни одна девчонка, воображение которой мне во что бы то ни стало нужно было поразить. Хотя, прекрасно помню, соблазн временами был просто невыносим… Тогда, ребенком, я все-таки смог сохранить мою тайну в неприкосновенности. А сейчас… Моя природная сдержанность все чаще и чаще изменяет мне, возможно, нервы мои и в самом деле не в порядке. Однако факт налицо: за моей спиной шушукаются, перемывая мне косточки, хотя если бы не это шушуканье, вы бы даже не узнали о моем существовании. И обо всем прочем тоже.
Хуже другое. Я ощутил достаточно пристальное внимание к своей особе. И я догадываюсь, откуда оно может исходить. Первым предупреждением было исчезновение из квартиры всех снятых под землей фотографий. А их было немало, штук, наверно, сто или даже больше. Когда я спохватился, то обнаружил, что пропали не только фотографии, но и часть схем, помогающих мне ориентироваться под землей. Хотя эта последняя потеря не играет для меня особой роли.
Я ощущаю слежку. Обыкновенную, банальную слежку. Не спешите приписывать мне манию преследования, хотя бы по той простой причине, что слежка эта совершенно не тяготит меня. Я уже говорил: я ничего не боюсь. А чтобы убедить вас… Взгляните в окно (хороший каламбур для вашей газеты, не правда ли?). Видите там, на бульваре Циолковского прогуливается в тридцатиградусный мороз какой-то чудак? Так вот, не чудак он. Работа у него такая…