Последнее искушение Христа

Двойственная сущность Христа всегда была для меня глубоким, непостижимым таинством. Столь человеческое и столь сверхчеловеческое стремление человека достичь Бога, вернее, возвратиться к Богу, отождествив себя с Ним — это стремление, столь таинственное и вместе с тем столь реальное, бередило внутри меня раны, глубокие раны. С юных лет владело мной то основополагающее смятение, которое стало источником всех моих горестей и всех моих радостей, — непрерывная, беспощадная борьба духа и плоти. Внутри меня пребывали прадавние человеческие и еще дочеловеческие темные силы Лукавого, внутри меня пребывали прадавние человеческие и еще дочеловеческие силы Бога — дума моя была полем битвы, на котором два эти воинства сражались, соединяясь друг с другом.

Велико было мое смятение; я любил тело и не хотел его утратить, я любил душу и не хотел ее падения.

Запомни: женщина — это израненная лань, и нет у нее, горемычной, иной радости, как зализывать собственные раны.

— Эх ты, несчастный! — воскликнула она. — Бог ведь пребывает не в обителях, а в домах людских! Где муж да жена — там и Бог, где дети да хлопоты, где стряпают, ссорятся да мирятся — там и Бог. Не слышал, что говорят скопцы: видит око, да зуб неймет. Поверь мне, истинный Бог в доме, а не в обители — Ему и молись. А всякий другой Бог — для скопцов да лодырей!

Ни в голоде, ни в жажде, ни в любви нет стыда, ибо все это от Бога

Она вдруг снова появилась перед ним. Тайно любимая, несказанно любимая. На груди справа укрывала она солнце, а слева — месяц, и за ее прозрачными одеяниями восходили и заходили день и ночь…

Человек спешит, а Бог — нет.

Лучше быть матерью распинателя, чем матерью распинаемого

тот, кто не боится смерти, — эта мысль часто приходила на ум центуриону здесь, на Востоке, — кто не боится смерти, тот бессмертен.

— Если он придет, Симон, — ты ведь знаком с ним — скажи, что мы направились в Галилею, — дал поручение Петр.

— А платить кто будет? — обеспокоенно спросил хозяин таверны. — Головка, вино…

— Ты веришь в загробную жизнь, Симон Киренянин? — спросил Петр.

— Верю.

— Так вот, даю тебе слово, — а если хочешь, дам его тебе и в письменном виде, — там я тебе и заплачу.

Хозяин таверны почесал свою огромную голову.

— Как?! Разве ты не веришь в загробную жизнь?! — строго спросил Петр.

— Верю, Петр, верю. Но не настолько…