Ультранормальность

Вы даже не представляете, сколько дверей открывает «Хава нагила» на рингтоне

Мы не можем мыслить мыслями. Мы мыслим только словами

Куалункуизмо — так итальянцы называют состояние, когда ты настолько устал от того, что происходит в политике и обществе, что тебе уже нет ни до чего дела — стало всеобщим. Это и была цель. Люди часто путают ее с намерениями.

Среди друзей Федора числились одни металлурги, дизайнеры и всякого рода бездельники, которые ничего не понимали в продвижении товаров, но гордо называли себя «пиарщиками», хотя знаний их хватало только на то, чтобы ставить гиперссылки в блогах.

Куалункуизмо — так итальянцы называют состояние, когда ты настолько устал от того, что происходит в политике и обществе, что тебе уже нет ни до чего дела — стало всеобщим. Это и была цель.

А «Царевна-лягушка»… как вы думаете, о чем эта сказка?

Столетов задумался ненадолго.

— Взросление. Может, наследование?

— Там самый интересный персонаж не Иван-царевич. Там очень интересный персонаж царь.

Дракон отошел от окна и сел на ту сторону брифинг-панели, с которой он обычно принимает подчиненных. Столетов хотел сесть на противоположную, но для этого время было не подходящим. Тогда он подошел к ближайшему из шкафов, пододвинул один из стульев и сел на него.

— В некотором государстве царь утрачивает власть, и разрабатывает операцию по передаче власти одному из своих детей. То есть это как операция «преемник». Как в двухтысячном и в восьмом году. Сказка говорит, что царь указал всем жениться. И нам рассказывали, что это какое-то царское помешательство, что так поступать нельзя. Но в этом есть свой смысл. Получив указ, дети начинают решать свои проблемы. Они ведь стреляли не кто куда, они ведь прицельно стреляли. Старшего давно уже купили бояре, он метил во двор боярской дочке. Под среднего сына бизнес тоже дочку подложил. Это их ставка. Так царь понял из кого надо делать героя и кому передавать власть, потому что если бы он отдал власть старшему или среднему…

— …страну разорвал бы гражданский конфликт, — закончил Столетов.

Стало очевидно, что и оппозиция тоже готовилась к выборам, учтя опыт десятых годов. Они уже не смахивали на интеллигенцию, хипстеров и импотентствующую либерастию. Их ударной силой были националисты.

Поэтому, когда Федора разбудили крики, звуки разбитого стекла, вопли пострадавших и приказной тон, льющийся из полицейского матюгальника, стало очевидно, что страна сменила цивилизационную парадигму. В каком-нибудь Лондоне погромы — часть народного хобби, игра по правилам. Все застраховано, иди и круши, собственник получит возмещение убытков. Экономика и законодательство работают и после отставок правительства. Наш бунт, бессмысленный и беспощадный, отменяет не только правительство, но и экономику, и даже человечность.

Появилась концепция естественных — то есть природных — прав человека. Изменилось понимание суверенитета, его отобрали у суверена и отдали простым людям, всем гражданам страны. А потом назвали их нацией — совокупность граждан, наделенных суверенитетом.

— Понимаете, мне надо присутствовать на мероприятии… Это… — Он судорожно вспоминал хотя бы одну фразу из списка Горчакова, и параллельно злился на себя за то, что не выучил их до автоматизма. — Это вызовет недовольство в определенных кругах!

Женщина моментально переменилась в лице.

— Простите?

— Понимаете… — Стрельцов замешкался, пораженный неожиданным успехом. — Вам известна фамилия замминистра Сивцова?

— Вы хотите сказать… — протянула она, значительно смягчив голос и поправив очки.

— Да… я…

— Ну что же вы сразу не сказали!? Сейчас! — Она взяла один из листков со списками зарегистрировавшихся. — Запишем… Сивцов… эээ…

— Напишите «Стрельцов». «Федор Стрельцов»…

Женщина понимающе кивнула,