Упавшие зерна. Бегущие ландыши

Ветер бормотал в деревьях черных,
Как молитву старый мусульманин,
А на влажных тропах и на далях горных
Вечер был не ласков и туманен

Судить не нам, рассудят всех века.
И сам Господь пошлет разящий пламень, —
И все-таки дрожащая рука
За пазухой сжимает тайный камень.

Но всех прекрасней час, когда душе понятно
Безмолвие ветвей на зеркале озёр.

И пришла белёсая луна,
Озарила тускло мир незрячий,
И прикрыла скорбно тишина
Тех, кто спит, и тех, кто молча плачет.

Судить не нам, карать еще не нам,
Нам только пить свое чужое горе.

ТИШИНА
Вот стучат дверные молоточки,
Стынет тополь сотнями метёлок,
Ярче стали звёзд зелёных точки,
Ярче стал и месяца осколок.
Залил он холодным светом крышу,
Где мерцали днем, как пламень, маки, —
За углом неслышный шаг твой слышу.
Тишина… Спят люди, спят собаки.
И одежду стелет голубую
По садам апрельская прохлада.
Я тебя, любимый, не целую,
В ночь такую ласк земных не надо.
Пусть на миг забудет землю тело,
Станет ясной тишиной одето,
Как дорога – та, что побелела,
Как сады, как вышка минарета.
Декабрь 1936 года, Ташкент

И теперь пора настала,
Как Остап в предсмертной пытке
Вскрикнуть с горькою мольбою:
– «Отче, слышишь ты всё это?!»
Но молчит большая площадь,
Где толпятся все народы,
И душа в последней муке
Ждёт ещё ответа: – «Слышу!»

И крепко я люблю – и этот скудный рай
И аскетическую сушу.
О, как воспитывать он может, мертвый край,
Живую человечью душу.

Шумят деревья и подчас
К земле печально ветви клонят,
Как будто в этот смутный час
Своё спокойствие хоронят.

Без собеседника, зато*
Лишь с одиночеством как с другом,
И так, что творчество влито
В пустую душу злым недугом,
И нa зло праздному уму —
Мы видим жизнь за смертным ложем
И мыслим только потому,
Что сердцем чувствовать не можем.