Алексей Зыгмонт

Святая негативность. Насилие и сакральное в философии Жоржа Батая

Notify me when the book’s added
To read this book, upload an EPUB or FB2 file to Bookmate. How do I upload a book?
Книга религиоведа Алексея Зыгмонта представляет собой оригинальную интерпретацию мысли радикального французского интеллектуала Жоржа Батая, сосредоточенную вокруг его концепции тождества насилия и сакрального. Используя полный корпус аутентичных источников и редкие материалы, которые мало комментировались исследователями — переписку, архивные документы, тексты радиовыступлений, — автор прослеживает эволюцию этой идеи от его ранних литературных произведений до общественно-политических проектов (Контратака, Ацефал, Коллеж социологии) и поздних околонаучных трудов. Центральным мотивом философии Батая автор считает десубъективацию — разрушение субъекта ради единения с другими и мировым целым.
This book is currently unavailable
361 printed pages
Have you already read it? How did you like it?
👍👎

Impressions

  • Фелиция Белковаshared an impression2 years ago
    👍Worth reading

  • Олеся Ковалеваshared an impression5 years ago
    🎯Worthwhile
    💤Borrrriiinnng!

Quotes

  • Дарья Хохловаhas quoted5 years ago
    Винсент Декомб в своей работе «Тождественное и иное» (1978) представляет этот семинар как своего рода «мат­рицу» всей французской мысли XX века, оказавшую серьезнейшее влияние, например, на таких мыслителей, как Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти, Ж. Ипполит и многих других13. По его словам, Батай также принадлежал к поколению «трех „H“» (Hegel, Husserl,
  • Фелиция Белковаhas quoted2 years ago
    отчетливо это непонимание было выражено Жаном Бодрийяром, обратившим батаевский императив сакрального насилия в апологию терроризма: теракты для него — «модель символического насилия, которое в ней запрещено, единственный вид насилия, который система не может осуществить, — насилие своей собственной смерти», — пишет он в эссе «Дух терроризма» (2001)678. Перевести эту фразу на язык Батая нетрудно: «система» здесь — это профанное, насилие и смерть — чуждые ей сакральные элементы, подрывающие ее изнутри. Если читать его невнимательно, такая трактовка и впрямь может прийти в голову; отчасти он и сам ставит себя под удар, описывая жестокие архаические обряды ацтеков, индусов или тибетцев — это, может быть, даже рушит всю его теорию. Однако вот что он ясно пишет в «Чистом счастье»:
    Представляется, что есть два рода Насилия.
    Жертва первого оказалась обманута.
    Это Насилие несущегося на всех парах поезда, которое свершается в момент смерти того отчаявшегося, что добровольно лег на пути.
    Второе присуще змее или пауку — ибо есть что-то в них, что несовместимо с порядком, что заключает в себе возможность бытия и ошеломляет. Оно не огорошивает ударом по голове — оно скользит, лишает опоры, парализует и завораживает, а мы ничего не можем ему противопоставить.
    Этот второй род Насилия сам по себе является воображаемым. Поэтому подлинный образ насилия — насилия безграничного, бесформенного и лишенного качеств — я всегда могу приравнять к Богу679.
  • Фелиция Белковаhas quoted2 years ago
    Отличаясь от насилий в животном мире, война развила свою собственную жестокость, на какую звери не способны. Например, перед боем, часто завершавшимся истреблением врага, происходила казнь пленных. Такая жестокость — специфически человеческий аспект войны […] …на войне немыслим возврат к животному состоянию, окончательное забвение пределов. Всегда остается что-то такое, чем утверждается человеческий характер насилия — пусть даже самого неистового672.

On the bookshelves

fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)