Остров

Ибо есть особый род мыслей, связанных именно с вышагиванием, которые невозможно, «высидеть».

Когда люди теряют богов, они начинают бояться всего настоящего.

ы создали культуру, символами которой стали зеркальный лабиринт и вавилонская библиотека, бесконечная игра отражений, из которой нет выхода. Это плен времени, накапливающегося тысячелетиями. Но живая человеческая память течёт из прошлого в настоящее свободно.

Возможно, влачась берегом холодного моря, порываемся в вечность и мы. И достигаем, по крайней мере, пространства. Оно достается нам, как переживание невероятной силы, переживание, которое пребудет с нами до смерти.

Есть города священные. Есть – возникшие от полноты, от невероятного сгущения жизни, может быть даже от счастья. А есть города, возникшие в 1949 году. Возникшие по нужде, и не по своей нужде, а по нужде века, по нужде социалистической индустрии. Таков Котлас – огромная лесоперевалочная база на водоразделе внутреннего бассейна Камы и Северной Двины, в исходе которой – Архангельск – порт и центр лесной торговли.

Искусство и личная жизнь одно; твоя жизнь и есть твое искусство. Или – искусство – способ достигнуть наивысшего напряжения жизни.

Вдруг страшно захотелось очутиться там, в этой избе, между землей и небом, когда вокруг ничего не видать, кроме сурового моря, и ничего не слыхать, кроме криков птиц… Мне хотелось забиться туда и оставаться там неделю, месяц… Сжаться. «Умереть от себя».

должен увидеть свой остров. Зачем-то. Зачем – я пойму уже после того, как увижу. Я не уверен, что делаю всё правильно и наилучшим образом, но пока я созидаю свой остров, собираю его из собственных мечтаний, книжных цитат и обрывочных рассказов о нём, я живу. Он должен сбыться.

Опять. Это косяк рыбы. Гони его! Бей веслом по воде, сидя на плоту гостиничной койки! Прочь, мелкота, прочь!

жемчуга, изумруды, золото в слитках,
перья редкостных птиц, драгоценная амбра, пурпур, кораллы
все было изъято из тела Земли, из моря, из тела животных
и что же
кто стал богаче, кто счастливее?
из теней Сахары слагается город теней
нет ничего прекраснее
тени творят пустыню, стражников, башни,
синее с красным
побережья морей холодных и теплых, но лучше холодных
следы ветра и волн на песке, птичьи следы, отмели рассвета
толпа всегда выбирает в поводыри мертвеца
ибо он не скажет: «э, послушайте-ка,
я совсем не то хотел сказать…»
что тридцать серебряников иудиных?
разве Иуда распял меня?
нет, он не поверил
я сказал: «оставьте мертвым хоронить своих мертвецов»
я сказал: «по вере вашей воздасться вам»
я сказал: «станьте, яко птицы небесные»
и что же?
они написали лживые книги,
тысячи книг, полных пустого умствования
отвергли жизнь, избрали слова
поэтому я устремляюсь туда, на солёные отмели мира
верхом на осле; ветер полощет синий хитон мой
ни одного человека, лишь боги, чайки, водоросли, волны
творение неустанно
синие тучи, как корабли
спешат к далекому причалу Господа
зачем же вы там, где черная гарь городов
дым бесплодия, дыры телеканалов, всеобщая ненависть
лишь молодые пытаются вырваться,
но и они не слишком-то долго молоды:
спешат повзрослеть, выкармливают свою скуку
скука
скука всегда шикарна
скука шуршит как песок, ссыпаясь в бункеры банков
шуршит шинами, шуршит страницами журналов
молодые, прожорливые, всезнающие
покупают, покупают, покупают
каждая подделка с фирменным знаком
покупают даже то, что купить невозможно
но ответь – что купил Иуда?
Бог с тем, кого продал – что он купил?
Деревья вокруг еще живы
прекрасные зеленые чертоги, архитектура света и тени
давно ли ты перепархивал с ветки на ветку?
кирпичный восход, ржавые ножницы ворон в небе
подростки роются на помойках масс-культа
а боги давно собрались на пустынной окраине моря
слушают музыку волн, любуются медузами, ныряя
на мокрых скалах сирены поют, словно встарь
дельфины резвятся меж гребней прибоя…
Скажи мне, зачем вы там, а не здесь –
под небом, развернутым словно скрижаль
для первых строк нового завета?