Элла Венгерова

Англичанин покупает галстук: заверните мне какой-нибудь за такую-то цену на такой-то случай.

Немец покупает галстук. То есть еще не купил, но собирается. Он спрашивает каждого знакомого, где тот приобрел свой галстук. Он целыми днями бродит по переулку, от одной витрины к другой. В конце концов он берет с собой приятеля, чтобы тот помог ему сделать выбор. И потом гордится, что увеличил национальный денежный оборот на две марки.

За это время англичанин сшил бы пару туфель, написал стихотворение, выиграл ­целое состояние на бирже, осчастливил женщину (или сделал ее несчастной).

Национальный наряд — воплощение резиньяции. Он говорит: я сдаюсь, я больше не пытаюсь занять лучшую позицию в борьбе за существование, я отказываюсь развиваться. Когда крестьянин еще смело и весело боролся, когда был полон самых радужных надежд, он вовсе не жаждал носить тот самый наряд, в каком щеголял его дед

Все народы, разделенные на касты, имеют эту общую черту — упрямую, тысячелетнюю приверженность к национальному костюму.

Народы с более развитой культурой ходят быстрее, чем отстающие; американцы быстрее, чем итальянцы. Когда попадаешь в Нью-Йорк, всегда кажется, что где-то произошло несчастье. Да и венский житель из прошлого столетия, попав сегодня на Кернтнер­штрассе, решил бы, что где-то что-то стряслось.

Быть может, немецкая нация потому и шьет такую прекрасную обувь, что каждый толковый, непохожий на других озорник слышал в детстве от родителей: «Если не будешь слушаться, отдам тебя в обучение сапожнику!»

Орнамент — вот что необходимо преодолеть. Папуас и уголовник орнаментируют свою кожу. Индеец разрисовывает свое весло и лодку. Но велосипед и паровая машина обходятся без орнамента. Прогрессивная культура освобождает от орнамента предмет за предметом.

«простой» человек в Англии, чернорабочий, поденщик, navie, носил коротко подстриженные усики. Джентльмен никогда не стал бы носить усы щеточкой. Длинные усы джентльмена свисали над губами. Или он, как положено в армии по уставу, закручивал их фиксатуаром. Нафабривал. Но не добивался заранее заданной идеальной формы. Она казалась смешной, а короткие усики — вульгарными.

У нас первым снимает шляпу тот, кто моложе или ниже рангом — совершенно так же, как в те времена, когда одни были свободными гражданами, а другие — рабами. В Англии и Штатах происходит ровно наоборот. У нас этот жест означает: я унижаюсь перед тобой. Там это значит: привет, ведь мы знакомы!

женщина в Австрии пытается привязать мужа к семье хорошей кухней, а американка и англичанка — уютным домом. Поэтому в этих странах у семейной жизни такие разные враги. Здесь — трактир, там — клуб

Американские солдаты даже в окопах устраивали душ и туалет. Казалось бы, чем плохо? Но со всех сторон завопили: «И это солдаты?» Почему? Потому что у нас, в Европе, представление о хорошем солдате неразрывно связано с грязным солдатом.