Я стараюсь не смешивать эмоции и дискуссию. Я обычно готов рассуждать об экономике и политике, мифах и фактах, не высказывая своих чувств. Из моих статей о примитивных группах не видно, что я испытываю страх и презрение по отношению к их убежденным членам; из статей про систему управления Россией не поймешь, какой уровень негодования вызывает у меня закон Димы Яковлева или пенсионная реформа. Я не хочу и не буду делиться с аудиторией тем, что выходит за рамки анализа и конструктивных идей, мое омерзение, гнев, обида, боль останутся мне — это правильно и полезно. Есть только две темы, в освещении которых я не готов скрывать эмоций. Это оправдание репрессий (через обеление личности Сталина или через теоретические размышления о collateral damage [29] и пользе объединения через очистку общества — не важно) и националистические бредни. Да, я считаю авторов и исполнителей репрессий (не только в России, но вообще где бы то ни было) уродами, достойными только смертной казни и забвения, а тех, кто их публично поддерживает, — идиотами или подлецами, равно заслуживающими поражения в правах в виде запрета на преподавание, занятие выборных и государственных должностей, управленческих позиций в частных организациях, получение государственных лицензий, участие в управляющих органах общественных организаций. Да, я испытываю и к первым, и ко вторым ненависть и презрение. Аналогично я не могу испытывать уважение к носителям идей национального превосходства, равно как и к рассказчикам мерзостных сказок о «заговорах», «национальном грехе» или других ксенофобских мифов. Апологеты ксенофобии и шовинизма, параноики, верящие в национальную угрозу, представляют опасность, которую сложно переоценить. В том числе они опасны тем, что их липкая пропаганда встречает зачастую благодатную почву в головах людей, чья жизнь сложилась не слишком весело (а таких большинство) и кому психологически сложно винить в этом себя и объективные обстоятельства, а нужен непременно враг, на которого можно свалить ответственность.