Первая книга автора. (Аптекарский проспект, 6)

Милый мой, ну, скажи, разве говорить о самоубийстве — это ли не пижонство? Ну, что о нем говорить? В некой цивилизованной стране существует даже право на него. Это временное, дорогой и милый, поверь мне. Это только в первый раз страшно. А потом в этом будет такой же опыт, как, ты признался, у тебя в неписьме. Ты просто еще ребенок.

Жизнь и память — различного состава, тем более, когда память склеротически подменяется оценкой.

Во мне сейчас пустыня. Можно напиться, можно влюбиться... Если не то и не то — можно суетиться. Если уж и это отпадает — застрелиться. Конечно, лучший выход — писать. Переделывать пустыню. Дубовыми защитными насаждениями. Лес, дорога. Суховеи — сухо веют. Сухотка. Сухость мозга.

Я кис, кис — и вдруг обрадовался: ведь я же могу написать рассказ о том, как мне не пишется. Даже название придумал: «Лес, дорога». Мол, вот лес, а вот дорога, и вот мне не пишется. И еще радовался: вот какая писатель машина — и из неписьм­а может сделать письмо.

Вот здесь же, в Токсове, как-то, два года назад, мне было так же, как теперь, два года спустя. Спустя-я — смешно! Не смешно. Все-таки смешно. Спустил. Спустил два года.

Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем. На нем были вельветовые штаны, в руках — неизменный портфель, набитый бумагами. Зимой он ходил без головного убора, и снежок беспрепятственно припудривал его рыжеватые волосы.

Студент группы РТ-55-2 А. Битов потерял всякий авторитет у деканата и своих товарищей. За безделье, текущую неуспеваемость он не допущен к сессии.

Настоящий футляр является упаковочным материалом для предохранения книги от порчи.

проданное мною ей рояль фирмы О­ффенбахер

Кто первый перевел на казахский язык «Евгения Онегина» Пушкина и из какого романа мы это узнали. . . . . . .