Насмешник

Вся жизнь - как книга

В отличие от мемуаров а. милна, ивлин честно написал, что частные школы-пансионы - рассадник насилия любого рода и нетрадиционного, если не секса, то романтических отношений и связей. Впрочем, его старший брат в свои восемнадцать лет пошел куда дальше и написал книгу об этом явлении, вызвавшую неслабый скандал в обществе. Про свою семью в самом начале, кстати, ивлин рассказал тоже много интересного, однако в школе...

"Школа без пансиона подвергается проверке постоянно. Это позволяет не доводить дело до крупных скандалов. Позволяет повышать культуру преподавания, но не спасает ребенка от испытаний, выпадающих на его детскую душу в частной школе."

И что самое интересное, то есть ахтунговое, отец обоих мальчиков во, без сомнения, пережил то же самое и послал своих детей в ту же самую школу. Настоящий англичанин, блин. И, значит, когда ивлин писал ему письма и умолял забрать его из ада, родитель отвечал...

"И неизбывные ветер, дождь, темнота; едва светало, мы торопливо бежали в школу. Озноб кончался температурой. Я умолял отца забрать меня домой. Он советовал терпеть."

Ну... чего потом удивляться, что мальчик ивлин вполне себе стал по мальчикам и смело, это реально смело для того времени, писал о том в своих мемуарах. Но думаю, он таки вычеркнул самые горячие и пикантные моменты.

"К сексу в школе отношение было отрицательное, и разговоры о нем называли грязными. Он был темой бесконечных, скучных шуточек, но никогда бахвальства. Если за кем и водились грешки, он об этом помалкивал. С другой стороны многие старшеклассники до безумия влюблялись в младших, и тогда разыгрывались комедии в духе времен Реставрации со свиданиями, тайной перепиской и услужливыми сводниками."

То есть все очень высокоморально, то есть никаких там женщин. Почти как в древних греции и в риме.

"Я был неравнодушен к некоторым очаровательным пятнадцатилетним мальчикам, но никогда не становился жертвой испепеляющей страсти, как большинство моих друзей (поверявших мне, их строгому конфиденту, свои секреты)."

Как-то так, ага. Обучали, кстати, абы как. Кормили весьма паршиво, дети просто голодали. О том же писал писал и а. милн. И это, на минуточку, привилегированные школы для знати и интеллигенции не последнего пошиба. Привет старине диккенсу, короче. Зато мальчик ивлин начал неслабо попивать в стенах альма матер и продолжил дело алкоголизации организма на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, писать книги это не мешало, а, подозреваю, даже помогало.

При всем при том в студенческой жизни ивлина было целых два человека, оказавших так или иначе влияние на его становление в писательской профессии. Оба - гомосексуалы. Но никаких непристойностей не было, даже не подумайте. Мальчик ивлин, наверное, даже слегка обижался, что духовных наставников интересовали только его ум и душа. Вот как он написал об одном из них, между делом хваля себя любимого.

"Я был хрупким и хорошеньким, как херувим. Ему же по вкусу была больше классика, нежели рококо - "греческая любовь", как говаривали невинные ученые и духовенство до суда Уайлдом, - и в то время он был пылко влюблен в златовласого Гиацинта."

В общем, выпустился наш ивлин из колледжа и продолжил веселиться, пить и гулять. И заимел лучшего друга (по мемуарам), то есть любовника (по факту). А отец оплачивал его долги и содержал, пока сынок не нагуляется. Но чего-то его совсем не жалко. А вот надо было забирать ребенка домой, когда тот умолял.

В конце концов, дело дошло до того, что ивлин вынужден был пойти учителем в школу-пансион, где возненавидел свою работу. И таких случайных людей из хороших колледжей было там полно. И был даже мерзкий педофил, который гастролировал по английским школам и, не стесняясь, рассказывал коллегам, как растлевает своих учеников. И что самое ахтунговое: директора, узнав, что творит эта мразь, потихоньку увольняли его, и он шел гадить дальше. А ивлин так спокойно об этом писал, что создается впечатление - эта ситуация для него вполне рядовая и уже не вызывающая особого ужаса. При всем ивлин - католик, и вообще, с детства истово верующий. И ужасная кокетка, и потаскун, и гуляка, и алкоголик, и циник. И вот как-то все эти противоречия умещались в одном человеке.

В общем, вся эта катавасия потом очень даже благополучно выплеснулась на страницы его книг, и ивлин, нисколько не стесняясь, признался в мемуарах, что только и делал, что брал своих знакомых и приятелей и делал их персонажами.

Вторая часть книги - страницы дневника об одном из путешествий уже пожилого ивлина в африку. И читать было совсем неинтересно после первой части. Ну, африка глазами пожилого и брюзгливого британца, то ли дело было время, когда наш ивлин был хрупким и хорошеньким, как херувим...