Юля Серебренникова

и томление и плотское (почему-то слово «плотское» напоминает мне плотву, и каждый раз становится смешно, когда говорят «плотские утехи», а я вижу маленьких рыбок)

Ты родилась в просторном светлом доме среди гор, а затем жила маленькой девочкой в Москве

friend of Dorothy (yes, i know, you’ll have to google that. darn)

is regular idea of a friendship non-beneficial?

я постоянно любила выдумывать себя заново и заново

потом ты сталкиваешься в дверях с Настей. Такой странный, странный момент тишины — все заняты своими делами, а вы как будто провалились в свой собственный мир. Это не тягостно, не неловко и не имеет никакого сексуального подтекста. Просто контакт глаз с человеком, с которым вы планировали захватить мир и умереть на склоне

Кто-нибудь когда-нибудь. Понятно, что не Аня. Но кто-нибудь. Сделал бы так для меня?

И тут терапевтка меня спрашивает: «А вы после этого случая делали так для кого-нибудь ещё?»

Тоже мне вопросик.

Как будто одного раза недостаточно.

Я любила тебя слишком сильно, и, конечно же, именно в этом была моя ошибка

Я никогда, как и ты, не понимала, зачем ты со мной рядом, хотя, конечно, я всегда была нужна тебе. У тебя не было никого ближе меня. Эта моя больная любовь делала меня такой преданной тебе. Весь мир звенит и пролетает мимо нас, нам больше никто не нужен, мне больше никто не нужен

Я ведь была и правда твоим единственным другом, больше никому ты не могла так доверять, как будто единственная страшная запрятанная во мне сила для многих и многих потом — быть вот этим принимающим и понимающим объектом. А ведь на самом деле я просто хочу вас съесть. Съесть вас всех полностью не только снаружи, но и внутри, все ваши тайные взгляды, съесть навсегда и до конца. Все вы боитесь, ненавидите меня, но так вас тянет сюда, в это пространство принятия и уюта, это пространство вы наполняете сексом.