Мария Сотская

Не стоит забывать, что женское освободительное движение, возникшее в России во второй половине позапрошлого века, формировалось вокруг и благодаря совместному чтению и разбору литературы; тогда же женщины начинают активно включаться в пи­сьмо, в процесс производства текста.

Раскрепощающее, сильное и принадлежащее целому миру письмо в то же время таит в себе опасность: оно всегда уже содержит в себе нарциссический жест, и потому рискует потонуть в лавине неизбыв­ной, замк­­нутой на себе речи. Писательницам, чьи тексты со­ставляют этот сборник, чаще всего удаётся избежать этого искушения: кажется, что они вовремя бьют се­бя по рукам и переключаются на фактуру именно в тот момент, когда над ними нависает опасность. Тем не менее иногда все-таки возникает ощущение герметичности, чрезмерного «овнутрения» живого и жизненного нарратива, запертого в застенках сугубо личного переживания, огораживающего и заслоняющего собой весь мир. Эта черта — слабость, которая имеет все шансы стать силой в том случае, если её потребует метод, но язык этих рассказов пока ещё не знает ни методических подпорок, ни формальных поисков.

Научиться обитать в этой среде, двигаясь по лабиринту, — означает освободиться от иллюзии подручности текста и от бессмысленного стремления его приручить, в хорошем смысле потерять страх

Трепетное внимание к детству, жгучее желание вновь и вновь рассматривать и выставлять на показ свои разбитые коленки — давняя примета женской прозы.

ервого сентября в начале восьмого класса все девочки пришли в школу с сиськами

и томление и плотское (почему-то слово «плотское» напоминает мне плотву, и каждый раз становится смешно, когда говорят «плотские утехи», а я вижу маленьких рыбок)

Ты родилась в просторном светлом доме среди гор, а затем жила маленькой девочкой в Москве

friend of Dorothy (yes, i know, you’ll have to google that. darn)

is regular idea of a friendship non-beneficial?

я постоянно любила выдумывать себя заново и заново