Карина Добротворская

ты писал, что романтический герой всегда бежит от самого себя, а значит – по кругу

Ревность к прошлому — едва ли не самая острая, теперь я это знаю. Ревнуешь не к мимолетному сегодняшнему вниманию и даже не к постели. Ревнуешь к тем чувствам, которые когда-то были отданы другому.

сейчас я сижу в своей огромной парижской квартире с окнами до пола и готова всё на свете отдать, чтобы хоть на один день перенестись с тобой в шестиметровую обшарпанную кухню. Каждая следующая моя квартира была больше и богаче предыдущей.

И в каждой — обратно пропорционально — я была всё менее и менее счастлива.

А в той убогой хрущевке мы и вправду были счастливы.

Жизнь с тобой была наполнена внутренней энергией такой силы, что взбадривать себя мне было ни к чему. Мне вообще ничего особенного было не нужно. У меня почти ничего не было — но у меня было всё. Ты любил повторять: “Жизнь — это то, что проживается”. Я кивала, но не понимала, уверенная в том, что просто жить такой полной жизнью и просто любить такой пульсирующей любовью — недостаточно, нужно еще чего-то добиться, еще что-то ухватить.

Духи всегда были моей манией, магической формулой мечты, надеждой на чудо, заключенной в маленький пузырек.

Безумно жаль, что мы потеряли способность радоваться и получать удовольствие от простых вещей.

с тобой всё время что-то берегла и охраняла. Нам так крепко с детства вбивали в голову, что девушка должна быть гордой, никогда не делать первый шаг, первой не звонить, не проявлять инициативы, изображать холодность и равнодушие. Это была по-советски строгая школа манипуляции, притворства, маневров, раз и навсегда установленных лицемерных правил.

“Я не такая, я жду трамвая” — девиз моей юности.

Вооруженные им, многие советские девушки лишались искренности, радости и непосредственности в выражении своих чувств.

В “Смысле любви” Владимир Соловьев утверждал, что слепота влюбленных, заставляющая их идеализировать предмет обожания, — на самом деле не обман, а прозрение. А что, если люди такие и есть, какими их видят любящие глаза в момент наивысшей влюбленности? Что, если этот любовный свет высвечивает их сущность?

Борхес сказал, что “общий язык предполагает общее с собеседником прошлое”,

бесстрашными бывают только люди без фантазии, которые не могут вообразить последствия своих действий. Твоя фантазия была безграничной. Помноженная на твой безупречный вкус, она парализовала твою творческую волю.