Микита Франко

Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько.

е?
Лев улыбнулся в ответ.
— Пока ни одна не повелась.
Слава цыкнул.
— Ну и дуры.

куда он денется? У меня его паспорт. Он у нас в рабстве.

Потом он говорит:

— Про трансгендерность все-таки почитай. Не ради мамы даже.

— А ради кого?

— Ради себя. Ради того чтобы никогда не оказаться в ситуации, когда приходишь домой, а на кухне висит твоя жена, или дочь, или твой сын. Ради этого стоит читать обо всем. О геях, лесбиянках, мигрантах, веганах, наркоманах — вообще обо всех. Ты же не знаешь, кем будет твоя жена или кем будут ваши дети. Тебе только кажется, что проблемы геев или мигрантов тебя не касаются, но на самом деле они касаются всех.

смерть все обессмысливает.

Может, все наоборот?

Может, руки – это рот,

Может, окна – это двери.

Может, сосны – это ели,

Пути прямо – поворот,

Если любит – значит, бьет.

Может, спуски вниз – восстанье,

Может, смерть – это дыханье,

Может, в венах бьется ртуть,

Отобрать – это вернуть

Хуже этих навязчивых сообщений было только имя, которым он меня наградил, — Микки-Тикки-Тави. Я тоже подумывал дать ему прозвище, заменив две первые буквы имени Майло,

Он с минуту смотрел на меня не моргая. Потом сказал:

— Бля.

— Ага.

Так и поговорили.

— Сколько педиков из десяти?

— Сто! — не задумываясь ответил брат.

— А на нем можно что-нибудь написать, как на гипсе? — заинтересовался Ваня.

— Ты на всём хочешь написать какую-нибудь гадость, даже на мне, — фыркнул Лев.

Видимо, тоже вспомнил коробку с пианино, подписанную как «говно».

— Нет, ничего такого! — оскорбился Ваня. — Я бы нарисовал там сердечко.

— Правда?

— Правда, — хлопая глазами, кивнул Ваня.

В следующий наш визит Слава принес с собой маркер, и Ваня, страшно довольный собой, написал на бандаже с правого боку: «Лох».