Вадим Радаев

В еще большей степени это касается использования Интернета за последние 12 месяцев, в 2016 г. мы наблюдаем рост пользователей от 4 % в мобилизационном поколении до 93 % у миллениалов при отсутствии значимых гендерных различий (все межпоколенческие различия статистически значимы). Но здесь мы сталкиваемся с важным нюансом: наиболее серьезные скачки наблюдаются не между реформенным поколением и миллениалами (как можно было ожидать), а между предыдущей парой – поколением застоя и реформенным поколением, именно здесь доля пользователей в каждом случае вырастает более чем на 30 %, в то время как миллениалы дают дополнительный прирост лишь на 11–12 %

миллениалы действительно наиболее активны среди всех взрослых поколений в использовании гаджетов и Интернета. Но решающий количественный скачок, который можно с большей уверенностью считать переломным, произошел не в этом, а, скорее, в предшествующем (реформенном) поколении – их отличие от соседнего поколения застоя более значительно

Первая социальная сеть была запущена в 1997 г. (SixDegrees.com), но активное развитие началось в 2003–2004 гг. с появлением LinkedIn, MySpace и Facebook. Вскоре, в 2006 г., первые сети появились и в России («Одноклассники», «ВКонтакте»). Социальная сеть для публичного обмена короткими сообщениями Twitter была запущена в 2006 г., приложение для обмена фотографиями и видеозаписями Instagram – в 2010 г. [Радаев, 2015]. В этот же период возникли другие новые социальные медиа.

По обеспеченности банковскими картами мы видим заметный разрыв между двумя самыми старшими и тремя более молодыми поколениями. За период 2006–2016 гг. доля обладателей таких карт в мобилизационном поколении выросла лишь с 2 до 21 %, а в поколении оттепели – с 12 до 40 %

А вот вовлечь миллениалов в традиционную для России работу на приусадебных, садовых и огородных участках оказывается сложнее – половина не делают этого в принципе (50 %) (в предшествующих двух поколениях эта доля снижается до 36–40 %), и вообще, чем моложе поколение, тем менее оно вовлечено в работу на земле. И если еженедельно работали на земле почти половина представителей трех старших поколений (46 %), то в реформенном поколении эта доля снижается до 39 %, а у миллениалов падает до 23 %. Причем значимых гендерных различий в данном случае нет.

Наконец, менее половины миллениалов (45 %) как минимум еженедельно ничего не делают, просто отдыхают (в большей степени это себе позволяют мужчины). И по этому параметру миллениалы не отличаются от своих предшественников – в реформенном поколении эта доля равняется 41 %, а у трех старших поколений она несколько выше – 51 % (табл. 5.1)

С одной стороны, с распространением Интернета сокращается разрыв между городом и селом в доступе к информации. Интернет, таким образом, становится «всеобщим уравнителем»

К тому же меняется отношение к самой собственности, которую все чаще можно арендовать, т. е. взять на некоторое время, не приковывая себя цепями к этой собственности. А вместо этого инвестировать в себя – в свое образование, путешествия и все новые впечатления

Таким образом, главная опасность, повторим, – не время, поглощаемое виртуальной коммуникацией, а возрастающая раздерганность сознания, которую я бы назвал болезнью XXI века. Ее симптомы нетрудно приметить: в первую очередь, это неспособность концентрироваться, погружаться во что-либо, неважно, касается ли это работы или досуга

Миллениалы мало отличаются по частоте чтения книг – во всех выделенных нами поколениях, независимо от возраста, практически ежедневно читают книги чуть более чем каждый третий. А вот гендерные различия среди миллениалов весьма значительны – в чтение книг вовлечено значительно больше женщин. Добавим, что, по всей видимости, меняется форма чтения – все чаще речь идет об электронных книгах.