Стивен Эриксон

Что ещё за замёрзшее время, ведьма?

– Прошлое, теблор.

Она увидела, как он задумчиво прищурился, затем вздохнул и произнёс:

– Тогда ненайденное время – это будущее, а значит нынче – текущее время…

– Да! – воскликнул Искатель Лодок. – Ты произнёс величайшую тайну жизни!

Величайшая тайна жизни». Это текущее время ещё не замёрзло, и лишь теперь откроется ненайденное.

Жизнь, смерть, тьма, свет, тень… возможно, но даже это кажется довольно узким спектром. Что насчёт времени, к примеру? Прошлое, настоящее и будущее? Что насчёт желания и дела? Звука и тишины? Или последние лишь подвиды воздуха? Является ли время частью света? Или это лишь точка где-то между светом и тьмой, но отличная от тени? А что насчёт веры и отрицания? Теперь ты понимаешь, Маппо, какова потенциальная сложность у этих соотношений?

Все истинные соблазнители, по большей части, поощряют соглашательство. Если ты чувствуешь себя в безопасности, только когда все вокруг думают, чувствуют и выглядят в точности, как ты сам, ты просто Худом проклятый трус… или кровавый тиран.

Я бы мог им сказать. Предупредить их, но они бы не стали слушать. Тщеславие пожирает всё и всех.

Всегда-то она была зациклена на мелких деталях. Интересно, такие люди вообще бывают счастливы? Они хотя бы способны на это? Что придёт смысл их жизни? Дашь им слишком много – ноют. Дашь слишком мало – жалуются. Дашь в самый раз, сколько надо, – и половина из них будет ныть, мол, многовато, а вторая – жаловаться, дескать, маловато.

Возможно. В любом случае, закон прост, как и должен быть прост всякий истинный закон…

– И для этого у тебя тоже есть закон?

– Скорее, основополагающий принцип, чем закон. В любом случае, этика – первое необходимое размышление для изобретателя вследствие всякого нового изобретения.

Мудрую вещь мне как-то сказала одна из моих сестёр – как ни странно, когда мы оба были ещё детьми и командовали армиями игрушечных солдатиков. Она сказала: «Чтобы выиграть войну, нужно узнать всех игроков». Всех. Живых, что встанут против тебя на поле брани. Мёртвых, чьи легенды превратились в разящие клинки или пламенные символы, которые воздевают над головой, точно вечно бьющееся сердце. Скрытых игроков, неодушевлённых игроков – саму землю… или море, если угодно. Леса, холмы, горы, поля и реки. Течения – видимые и невидимые. Нет, конечно, всего этого Тавор не говорила; она была куда более лаконична, но у меня ушло много времени, чтобы её понять. Суть не в том, чтобы «знать своего врага». Это суждение поверхностное и примитивное. Нет, суть в том, чтобы «знать своих врагов». Огромная разница, Апсалар, ибо одним из твоих врагов может оказаться лицо, которое ты видишь в серебряном зеркале.

Словно существует одно лишь настоящее, словно все мгновения сосуществуют одновременно. И вот мы здесь, лицом к лицу, слишком невежественные, чтобы поделиться своей верой, своим видением мира – и мы видим их все, все сразу, и если не будем осторожны, это сведёт нас с ума.

Но пути назад не было. Просто потому, что никакого «назад» не существовало.