Так, наверно, все и должно начинаться, – думал Бухер. – С самого начала. Не с ожесточения, воспоминаний и ненависти. А с самого простого. С чувства, что ты живешь. А не с того, что ты все-таки, несмотря ни на что, жив, как было в лагере. Просто – ты живешь, и все». Почему-то он точно знал: это не бегство. Он помнил, чего хотел от него пятьсот девятый: стать одним из тех, кто выстоит, не сломается, дабы свидетельствовать и бороться.