Она была почти на сносях, и живот, огромный, уродливый, выпирал даже под широкой ночной рубашкой и халатом. Рудольф чувствовал себя виноватым, глядя на нее. Обычно она так изящно ступала, а теперь ходила враскачку, выпятив живот, шагала осторожно, передвигаясь из одной комнаты в другую. Природа наделила женщин своеобразным безумием, думал он, необходимым для того, чтобы пережить все, связанное с деторождением.