скоро выясняется, что гены отвечают за наследственность – чем бы эти гены ни были. Не забывайте, что первую половину двадцатого века, в течение Первой и Второй мировых войн, никто понятия не имел, что такое этот ген. После Уотсона и Крика в 1953 году мы узнали, что ген – это двойная цепочка нуклеотидов. Отлично. И мир узнал о мутациях. Итак, к концу двадцатого столетия теория естественного отбора гласила, что мутации спонтанно возникают в генах, что окружающая среда поощряет удачные мутации, и в результате этого отбора и происходит эволюция. Просто и понятно. Бог ни при чем. Как и любая высшая сила. В конце концов, эволюция – это просто результат череды мутаций, носители которых либо выживают, либо гибнут. Так? – Так, – согласился Арби. – Вот тут и появляются новые противоречия. Во-первых, время. Одна-единственная бактерия – первичная форма жизни – имеет две тысячи энзимов, или ферментов-катализаторов. Ученые подсчитали, сколько времени потребуется, чтобы числом случайных совпадений выделить эти энзимы из первичного бульона. От сорока до ста миллиардов лет. Но наша Земля существует всего четыре миллиарда лет. Значит, случай подвернулся бы не скоро. Тем более что мы знаем, бактерии появились всего четыреста миллионов лет назад. Жизнь возникла быстро, очень быстро. Потому некоторые ученые придерживаются мнения, что жизнь на планете – внеземного происхождения. Хотя это уже уклонение от темы. – Хорошо... – Во-вторых, координация. Если вы верите в эту теорию, то вся восхитительная сложность жизни – не что иное, как набор случайных событий. Но стоит внимательней присмотреться к животным, и окажется, что многие элементы эволюционировали одновременно. Возьмем летучих мышей, обладающих эхолокацией, они ориентируются по звуку. Чтобы выделывать такое, должно было измениться очень многое. У мышей обязан был развиться особый аппарат для производства звуков, особые уши, чтобы слышать эхо, особые мозги, чтобы интерпретировать звуки, и особые тела, чтобы нырять, взлетать и ловить насекомых. Если все это не эволюционирует одновременно, толку никакого. Посчитать, что все это возникло чисто случайно, все равно что вообразить торнадо, который разломал дом и выстроил из обломков работоспособный «Боинг-747». В это трудно поверить. – Ну, согласен, – кивнул Торн. – Следующая проблема. Эволюция никогда не действует как слепая стихия. Некоторые экологические ниши остаются незаполненными. Некоторые растения непригодны для питания. И некоторые животные почти не изменяются. Акулы не эволюционировали уже сто шестьдесят миллионов лет. Опоссумы оставались неизменными со времен вымирания динозавров, уже шестьдесят пять миллионов лет. Окружение этих животных претерпело разительные перемены, а сами они остались практически прежними. Не совсем, но почти прежними. Другими словами, они никак не отреагировали на изменения окружающей среды. – Может, они до сих пор хорошо приспособлены к ней? – спросил Арби. – Может. А может, существует еще ;что-то, чего мы пока не понимаем. – Например? – Например, другие законы, влияющие на результат. – Ты имеешь в виду, что эволюцию что-то направляло? – уточнил Торн. – Нет, это теория Сотворения, и она неверна. Изначально неверна. Я же имею в виду, что естественный отбор, влияющий на гены, вероятно, еще не конец истории. Это слишком просто. Здесь воздействуют и другие силы. Молекула гемоглобина – это протеин, стиснувший, наподобие бутерброда, центральный атом железа, который притягивает кислород. Гемоглобин сжимается и расширяется, когда берет или отпускает кислород – словно крошечные молекулярные легкие. Сейчас нам известен подбор аминокислот, которые составляют гемоглобин. Но мы не знаем, как сложить их. К счастью, нам это и не нужно, потому что, стоит создать молекулу, она начнет все складывать сама. Самоорганизовываться. Снова и снова доказывая, что жизнь способна организовываться сама. Складывается протеин. Энзимы взаимодействуют. Клетки собираются вместе, чтобы образовать орган, органы составляют отдельный организм. Отдельные организмы собираются вместе и составляют популяцию. Популяции составляют биосферу. Исходя из теории сложности, мы начинаем понимать, как осуществляется эта самоорганизация и что это все означает. И наши взгляды на эволюцию изменяются.