– Я не ищу проблем, Ванечка. Кажется, это они меня ищут. Антону не говори пока ничего, ок?
– Как скажешь, чувак. Я бы на твоем месте сейчас поехал к Наташе. Послушай, давай я тебя к ней отвезу!
– Я разберусь, Вань. Со всем разберусь, ты уж поверь.
По профессиональной привычке захожу в интернет через мобильный, и всю дорогу до Останкино трачу на чтение комментариев. Первый из них: «Самоубийца!» Комментаторы разделились на три группы: соболезнующие девушки требуют возвращения, падкие до скандалов мальчики поддерживают и поливают помоями канал, критики и ненавистники разоблачают пиар, а самые конченые односложно резюмируют: «Наконец-то его выпездили».
Запись спустя два часа возглавила топ блогов. И я тщеславно улыбаюсь. Самое страшное в такой ситуации – уйти незамеченным. Уйти так, будто тебя и не было. Завтра, послезавтра, хорошо – через неделю о тебе забудут. Но сегодня эти прощальные аплодисменты и освистывания продолжатся до глубокого вечера. И они все твои. Все твои, чувак. Не об этом ли ты мечтал?
Но что-то внутри говорит тебе: нет, не об этом. Что-то, что заставило тебя подорваться с чужих берегов и вломиться на сцену. Упасть, как двадцатитонная гиря. Либо ты сценарий до конца не прочел, либо аппаратура сломалась. Это не твой финал, Андрей. Впрочем, теперь уже все равно.
«Хочется начать нового себя. Уже не здесь».
В приемной Лобова прошу у Жанны чистый лист бумаги. Жанна сегодня первый день из отпуска и, судя по всему, не в курсе последних событий. Она увлеченно рассказывает мне про дайвинг в Египте, про тамошних похотливых мужиков, про дикую жару и что-то еще. Я смотрю на лежащий передо мной лист. Жанна предлагает кофе, я отрицательно кручу головой и спрашиваю, как пишется заявление об уходе.
– Я, такой-то-такой-то, прошу уволить меня по собственному желанию, – старательно вывожу под ее диктовку. – А на чье имя? Лобова?
– Нет, пиши на Памфилова, он по документам генеральный директор.
– Ага. Что дальше?
– ...с занимаемой должности. Какая там у тебя должность?
– Ведущий.
– Ну вот. Число, подпись.
Ставлю, расписываюсь. Отдаю заявление.
– Тебя на другое юрлицо переводят? – Она зачемто смотрит бумагу на свет, будто я ее чем-то испачкал.
– Нет.
– А... а тогда зачем?
– Зайди в интернет, там все написано. Объяснять долго. Все, Жанночка, был счастлив быть вашим коллегой.
– Андрей, ты с ума сошел?! – взвывает она. – Что случилось? Ты можешь мне сказать?
Но я бегу по коридору, преодолеваю два лестничных пролета и пытаюсь отвлечь себя мыслью: куда теперь?
Звонит Дима. Орет, как поросенок, которого не добили на бойне:
– Ты сошел с ума? Захотел красиво остаться не при делах? Всех тут говном помазать? У тебя не получится, потому что...
– Я знаю, почему...
– Ты вообще знаешь, какая реакция на твой пост там?Представляешь, что у Лобова сейчас происходит? Как информация расползается? С какой скоростью?
– Дим, знаешь анекдот?
– Какой, нахуй, анекдот?! Зачем ты это сделал? Я же тебя просил! Я за тебя поручился практически...
– Короче, мальчик приходит из школы и спрашивает отца: «Пап, у нас сегодня урок был по средствам массовой информации. Вот ты, например, знаешь, что такое „неинформированность“ и „безучастие“?
– Ну?
– «Я не знаю. Мне похую». Давай, Дим. Пока.
По дороге встречаю пару коллег, которые шарахаются от меня, как от чумного, даже не делая попытки поздороваться. Потом пытаюсь увернуться от оператора, дяди Пети, но он растопырил руки, как медведь, сгреб меня в охапку и минут пять повторял, как мантру: «Андрей, шли ты всех нахуй. Ты звезда, а они все мудаки в кабинетах. Нет тебя – и нет программы, что ты так переживаешь?»
Вырвавшись от оператора, выгребаю на первый этаж и ловлю