он ни разу не проник дальше простого удовольствия, кроме которого, как он считал, ничего в этом нет. Бэшун, опытная в наслаждении, приобщила его к самой сути сексуальности, где нет ни злобы, ни неумелости, где два тела, стремящиеся соединиться друг с другом, в своем стремлении уничтожают момент и выходят за пределы своих «я», и выходят за пределы времени.
Сейчас все было так легко, так легко и прекрасно, в теплой пыли, под звездами. А дни были долгими, и жаркими, и яркими, и пыль пахла, как тело Бэшун.