Второй раз за два года следует крепкий «татарский удар» в современной литературе. То есть выход отличной книжки, написанной писателем татарского происхождения. Следом за Гузелью Яхиной в финал «Большой книги» прорывается Шамиль Идиатуллин с романом «Город Брежнев». Ждал автор, ждал книжку о восьмидесятых, не дождался и написал сам.
Вообще, тема опасная для читательского восприятия. Видишь «восьмидесятые» и напрягаешься, ожидая спорной политизации, рассуждений о гнилости «совка» или напротив о том, как великую страну продали и слили буржуям за джинсы и пепси-колу. Но в данном случае опасения напрасны. Книга действительно просто о восьмидесятых годах, без политики и глобальных рассуждений на тему «кто виноват» и «что с ним за это надо сделать». В романе «Город Брежнев» автор просто делает срез эпохи и рассматривает его под литературной лупой. Никакого бизнеса, только личное. Только личные впечатления-воспоминания автора. Ну, как мне кажется. И хорошо, что воспоминания не выражены в открытом виде, а завернуты в роман с героями, сюжетом, началом и концом.
Как мне кажется, автор ставил своей целью именно представление эпохи глазами, прежде всего, паренька 14 лет (то есть почти своими собственными), во-вторых, просто напоминание читателям о различных элементах или непременных атрибутах первой половины восьмидесятых. И только на третьем месте для него идет сюжет. Да и он сам выстроен так, чтобы узнаваемо показать, скажем так, основные городские локации андроповских лет: пионерлагерь, школа, двор, молодежные опасные тусовки, партийные органы, милиция, дружинники, заводское производство, очереди в магазинах.
Хронологически повествование охватывает период от лета 1983 года до зимы 1984 года. Место действия – город Брежнев. Я, кстати, не встретил ни одного человека, который знает, что это за город такой – забыли уже. Да я и сам того… не очень-то. Набережные Челны. Впрочем, интернет для узнавания не потребовался, герои романа, те, кто постарше, то и дело срываются на «Челны». Как у нас долго еще спрыгивали на «Горький» вместо «Нижний».
Само повествование ведется от части к части с разных точек зрения. Автор как бы переключается с мозга одного человека на голову другого. Основным героем, конечно, является восьмиклассник Артур Вафин. Его автор выделяет, в соответствующих частях ведя речь от первого лица. Все остальные – молодая школьная учительница, афганец-дембель, родители Артура – проходят от третьего лица. И в переключении на них как раз становится заметно, что эти линии нужны исключительно для показа различных сторон жизни в восьмидесятые: школа, завод, райком, обком, планы, магазины, «достать дефицит», Афганистан и слухи о нем в тогдашнем советском обществе. Эти сюжетцы – аппендиксы, без них основная линия Артура разве что обеднеет или оскудеет, но не прервется.
Автор – почти ровесник Артура (я-то заметно помоложе буду, но кое-что узнается и мною). Пожалуй, потому и сосредотачивается на нем. Как учат нас классики, пиши либо о том, что хорошо знаешь, либо о том, чего не знает никто. Свидетелей эпохи «Города Брежнев» у нас очень много, потому писать нужно так, чтобы не сфальшивить, а то махом накроют. Накроют, конечно, те, кому от сорока (лучше сорока пяти) и выше. Более юным же читателям фальшь подсовывать еще более паршивое занятие. Они и так те времена воспринимают как предшествовавшие апокалипсису, так что незачем еще пуще нагнетать.
Апокалипсис 1991 года апокалипсисом. Действительно, этот рубеж воспринимается как что-то вроде 1917-го или 1941-го. (Кстати, только в нашей стране восприятие XX века разбито на резко обрывающиеся этапы?) И есть соблазн пренебрежительно относиться к сюжетам, развивающимся накануне ключевых дат. Дескать, как вы ни копошитесь, а топор над вами уже занесен. Но ведь люди-то жили в непрерывном режиме. Какие бы события не кипели в столице. И жизнь их цельная, а не сшита из разрозненных кусков. Я это всё к чему завел – в романе «Город Брежнев» автор как раз выстраивает жизнь персонажей как цельную, он не торопиться как бы закруглить всё в преддверии грядущих событий. Жили Вафины в восьмидесятых. Жили в девяностых и сейчас, поди, живут. И сейчас они такие как есть именно потому. Что определенным образом жили тогда. Жили бы по-другому, стали бы другими.
А возможностей у Артура покатиться в другую сторону хоть отбавляй. Дефицит, всеобщее партийное вранье, вранье на школьно-пионерском уровне, производственные проблемы с планом, даже Афганистан – всё это мало затрагивает непосредственно самого Артура. Он варится в условиях закипающей уличной войны между шпаной разных районов.
Вот, кстати, тоже интересная тема – откуда возник этот всплеск уличного насилия? Да и возник ли он внезапно. В «Городе Брежнев» есть рассуждения старших на тему того, что уличные полубанды сколачиваются целенаправленно вышедшими уголовниками, переносящими в юношескую среду уркаганские обычаи. Но так ли это? Взрослые, они ведь такие. Они в романе да и в реальности, видать, мало представляют реальную жизнб молодежи. Им удобнее приписывать всему легко объяснимые причины, желательно наиболее комфортные и наименее неприятные для них лично.
Нормально так всё списать на уголовников, а сами? Нормально так воспитывать молодежь в условиях повального само- и взаимообмана, проще сказать «вранья» со всеми этими партсобраниями и прочим пионерским очковтирательством, в которое к восьмидесятым не верило подавляющее большинство самих говорящих. Нормально задаваться вопросами, откуда у мальчишек тяга к магнитофонам и джинсам, при этом носясь за дефицитными стенками и телевизорами? Нормально закрывать глаза на опускающуюся милицию, всё более возводящую между собой и обществом стенку взаимной искренней ненависти?
Не скажу, что именно это привело к такой эволюции уличных тусовок, но при чтении «Города Брежнев» вопросы посещают сами собой. Автор их не формулирует, он просто рисует картинки, не забывая кольнуть воспоминаниями программ типа «Будильник» или мультика в начале «Испанского языка», знакомыми нам с детства (или вернее только по детству и знакомыми) анекдотами про американского президента и нашего кого-нибудь, массой вбрасываемых названий фильмов или цен типа «мороженное за десять копеек». То есть воссоздавая атмосферу восьмидесятых. И уж что-что, а это автору удалось.

8 из 10