Books in the “Лонг-лист премии «НОС» - 2016” bookshelf created by НОС

Настя Курганская: В рассказах Ивана Шипнигова чувствуется присутствие сегодняшнего дня, острое, весёлое узнавание его реалий: Ленин ходит из мавзолея погулять и тихо плачет, когда его окружают и ловят, нефть сбегает из недр, продавая немного себя по дороге, чтобы в итоге поселиться у бабки и дедки, Останкинская башня проваливается под землю, пока не остаётся один последний безумец, вещающий с экранов, и последняя пенсионерка, не перестающая смотреть.

Читать полностью: http://www.the-village.ru/village/weekend/weekend-plans/236175-mayskie

Галина Юзефович: Перемещаясь вдоль мутных дунайских волн вверх по течению (Дунай — единственная в мире река, формально текущая от устья к истоку — ее «нулевой километр» находится в румынско-украинской дельте, при впадении реки в Черное море), Шарый обстоятельно и с удовольствием пересказывает и анализирует все мыслимые мифы о Дунае: начиная от русалок и венских вальсов и заканчивая главнейшим из всех — многократно и на разные лады повторенным имперским мифом.

Читать полностью: https://meduza.io/feature/2015/11/27/siniy-tsvet-stalin-i-russkiy-yazyk

Варвара Бабицкая: Не коммунистическая угроза, а советское сентиментальное наследство, «щемящее чувство родства» от сочетания хлебного запаха и колючей проволоки — главная и неизжитая болезнь общества, по мнению Сергея Лебедева: достаточно напомнить о нем парой политических сроков, и инстинктивная привычка к неназываемому страху берет свое.

Читать полностью: http://newtimes.ru/stati/syuzhetyi/yazyik,-na-kotorom-molchat.html

Николай Александров: Зайончковский пишет без излишней экспрессии, как будто намеренно микшируя голос, сглаживая страсти. Он по существу рассказывает сказки о нестоличном быте, и, хотя и в жизни, и в творчестве, постепенно приближался к Москве, сердцем оставался в провинции.

Читать полностью: http://echo.msk.ru/programs/books/1779404-echo/

Лиза Биргер: Авченко живёт во Владивостоке и умеет писать так, что путешествие в почти инопланетный русский мир Приморья превращается в увлекательное приключение: будь это рассказы о ленивой, «плоской как айпад» рыбе-камбале, или о кварце, «тотемном минерале». Короткие рассказы, вошедшие в этот сборник, разделённые тематически на воду и камень, — как попытки нащупать собственную почву, чем человек живёт и откуда растёт.

Читать полностью: http://www.the-village.ru/village/weekend/weekend-guide/227853-books-for-holidays

Станислав Секретов: Сахновский пытается донести до читателя, в принципе, известную всем идею: люди сами выстраивают вокруг себя стены, бегут от любви ради одноразовых удовольствий, «загромождают свою и без того сложную жизнь», а потом жалуются на отсутствие свободы.

Пробить стены способно лишь великое чувство. Автор конструирует многосложную антиутопию, но в одном он по-прежнему остается реалистом. Можно перечислить массу романов, в которых в итоге побеждает любовь. «Свобода по умолчанию» встанет в их ряд.

Читать полностью: http://magazines.russ.ru/ural/2016/6/po-puti-k-svobode.html

Елена Макеенко: Сочетание очевидности и многозначительности вообще одно из свойств прозы Липскерова, благодаря которому писатель получает самые неожиданные ярлыки. В конце девяностых одни называли его новым Пелевиным (хотя и «старый» Пелевин еще в смене не нуждался), другие — русским Маркесом (классика подвел термин «магический реализм», приклеившийся к его русскому «преемнику»). При этом Липскеров все-таки если и не популярный беллетрист, то, как говорится, автор, у которого есть своя аудитория. Десять лет назад писательница Ольга Славникова даже назвала одну из его книг «народным романом для юзеров», хотя тогда это было довольно высокомерным определением, а сегодня стало чрезвычайно размытым.

Читать полностью: https://gorky.media/reviews/vse-perepleteno/

Мария Смирнова: Войнович, чье детство прошло в славных городах Сталинабаде и Ленинабаде, лучше, чем кто бы то ни было, понимает природу сюрреализма, пронизывающего все области российской действительности, а «Малиновый пеликан», вслед за «Жизнью и необычайными приключениями солдата Ивана Чонкина» и «Портретом на фоне мифа», иллюстрирует провозглашенную Воннегутом истину: человек есть именно то, чем он хочет казаться.

Читать полностью: https://www.buro247.ru/culture/books/novaya-klassika-glavnye-knigi-vesny.html

Анна Наринская: Автор "Калейдоскопа" исполнил мечту многих своих сверстников, в юности ушибленных Борхесом,— он написал свой сад расходящихся тропок, книгу, формально соответствующую описанной в знаменитом рассказе и представляющую образ мира, который видит он сам, Сергей Кузнецов.

Что это за мир? Это мир, в котором собственные студенческие воспоминания переплетаются с эпизодами из фильмов Годара, память о собственных предках укладывается в контекст литературы "их" времени — от Ахматовой до Аксенова, а теперешнее впечатление от собственного отражения в зеркале лучше всего описывается словами Ходасевича. Это мир, подтверждающий знаменитую уайльдовскую максиму о том, что жизнь подражает искусству гораздо больше, чем искусство подражает жизни.

Читать полностью: http://kommersant.ru/doc/2996120

Петр Силаев: Никто до Полины Жеребцовой не писал о чеченской войне так, мы всегда видели только какую-то бойню, имманентное насилие, которое наш мозг привычно отфильтровывал. По образованию Полина журналист и может быть абсолютно серьезной. Однако она удачно и совершенно правильно выбрала именно такой язык для того, чтобы говорить о расчеловечивающем, сводящем с ума ужасе, — язык постсоветского детства, общего для нее и всех нас. Все крылатые единороги, принцессы, феи, которыми изобилует книга, — это не безвкусица, а часть нашего детства, цветные переводилки в альбоме, — и мистические сны, которые я пролистывал поначалу, относятся туда же.

Читать полностью: https://daily.afisha.ru/archive/vozduh/books/tonkaya-serebristaya-nit-poliny-zherebcovoy-detskaya-proza-ob-uzhasah-voyny/

Галина Юзефович: «Авиатор» по сравнению с «Лавром» гораздо более совершенен и литературно искусен. Воспоминания Платонова о прежней жизни проступают сначала в виде смутного образа, бесплотной картинки — иногда манящей (образы детства или первой любви), иногда отталкивающей (эпизоды лагерной жизни). Позднее они же возвращаются вновь — уже яснее, с подробностями, запахами, полутонами. Потом начинают обрастать взаимосвязями, проникать друг в друга, выстраиваться в систему — мир прошлого становится все более плотным, осязаемым, густым… Это процесс вспоминания, обретения утраченного, описан Водолазкиным узнаваемо и точно (да, именно так и работают механизмы памяти — именно так мы сами восстанавливаем в голове забытое), но при этом с каким-то поразительно стройным, едва ли не танцевальным ритмом. Каждая деталь описывает сложный круг и, словно в старомодном котильоне, вновь возвращается на свое место.

Читать полностью: https://meduza.io/feature/2016/04/01/aviator-evgeniya-vodolazkina