Books in the “prometa.pro книжки - как читать нонфикшн” bookshelf created by Aksenova Ekaterina

Все, что связано с советской историей, особенно ранней, на многих оказывает странный эффект: “Фу ты, тоска какая”. Примерно такой же защитный механизм часто включается у людей, когда они видят вдруг в тексте формулу, сталкиваются с инструкцией к чему-либо или юридический документом. У меня тоже такое долго было (не с формулами, с советской историей) — это как в “Хождении по мукам”, когда сначала все красиво: изумрудные серьги и развратные поэты, а потом беспросветность, голод, соболиная шуба в кровавых дырках — не, давайте лучше дальше про хруст французской булки, не надо белого венчика из роз. Плюс надо учитывать, что мое поколение успело получить свою дозу советской школьной пропаганды, которая часто была полной шизой, и еще более мощную дозу подростковых девяностых.

Мне долго казалось, что весь советский культурный период — это выделенная во времени и пространстве зона, в которой иногда — вопреки всему — бывает что-то здоровское типа Стругацких или там военных поэтов, но, в общем, все сливается в серый кисельный брикет, изолироанный от мировой культуры.

Но это совсем не так. Идея обособленности советского временно-пространственного континума — ложная, ее придумали сначала советские идеологи точно даже не знаю, каких именно, годов а потом поддержали реформаторы раннего пост-советского периода, потому что и тем, и другим было удобно представлять себя людьми, которые начали Все Заново. Интересно, что кроме двух больших жирных точек отрицания непрерывности, есть есть еще две поменьше — это размежевание с Лихими Девяностыми, которые, якобы, были периодом смешным и постыдным, а также отказ от “лихих двадцатых” что ли, когда в тридцатых годах многое было объявлено полным угаром. Безжалостная симметрия. На самом же деле история кажется мне намного более непрерывной и гладкой функцией.

Эпохи и варианты общественного строя придумали историки исключительно для удобства. А жители Византийской империи вообще не знали, что они живут в Византии, для себя они были римлянами, потому что о падении империи они тоже не знали.

И вот, значит, биография Ленина, от одного упоминания которой все мои знакомые делают грустные и брезгливые лица. Здесь нужно сказать, что Лев Данилкин — замечательный автор, который сделал огромную и не сильно благодарную работу. Ясно же, что читателей у такой книжки заведомо мало. Он в каком-то интервью рассказывал, что несколько лет жил, примерно как эти авторы странненьких книжек из серии “как я целый год вел себя строго по ветхнозаветным заповедям” или “как я прочитал всю Британику” — в мире ленинских текстов, книжек о Ленине, документов и всей ленинианы. Еще сорок лет назад много кто так проводил десятилетия, но сейчас это примерно как строго соблюдать ветхозаветные заповеди (включая ту, где нельзя носить одежду из смеси волокон разного происхождения).

Сама по себе книжка не совсем ровная: она интересно начинается — фактоиды там разные, вроде того, что отец Ленина учился математике у Лобачевского, финал тоже увлекательный — и даже с внезапным сюжетным поворотом. А долгие-долгие годы жизни Ленина в эмиграции, когда он переселяется из одной приятной страны в другую — не читаются.

Хотя именно середина важнее всего. На маршруте “Мюнхен — Лондон — Женева — Капри — Париж — Польша — Швейцария” диссидентствующий журналист и активист несистемной оппозиции становится лидером группировки, которая заберет власть у людей, которые смогли собственно и устроили базовую революцию. Проблема в том, что все содержание этой части истории, вся сюжетика сконцентрирована в неимоверно тонких и запутанных отношениях с “Искрой”, партийцами, движениями. Действие происходит в пространстве дискуссий, часть из которых не сохранилась, остальное читать невозможно. Это примерно как описывать офисную политику: для участников — захватывающе, для врешнего наблюдателя сказ о том, как N вставил особо хитрую строчку в протокол, а M не подтвердил, что принял поручение, и подставил при этом L, который был предыдущим отстветственным за исполнение — невыносимо.

В этот период случается много разного потрясающего — невероятные побеги из тюрем, секс-скандалы, лихие ограбления поездов и пароходов, и Ленин в этом, хотя и на расстоянии, но участвовал. “Искра” — газета — была не только печатным органом, но и прям “Спектром”, могущественной тайной организацией. Читать все равно скучно — потому что не очень понятно. Вот как именно Ленин управлял сетью боевиков, которые совершали натуральные терракты и грабили караваны? Откуда взялись деньги на первоначальное финансирование деятельности партии в Европе, пока не наладили экспроприации? Вроде бы деньги шли от японских и финских спонсоров, которым на руку были любые беспорядки в Российской Империи, но кто и как нашел этих интересантов, договорился, как вообще это было устроено?

Еще Ленин все время проигрывает. Из “Искры” его выгнали, на первую революцию он опоздал, потом другие, более яркие партийные лидеры постоянно оттирали будущего вождя от “должности” самого главного большевика. Плеханов, Троцкий, Парвус были куда удачливей на первом этапе. Ильич не сдавался, не сдавался вообще никогда, даже когда его смешно и обидно выгоняли. Вот эту часть я считаю крайне воодушевляющей, потому что она показывает, что не обязательно к абсолютному успеху приходят юные пламенные бойцы и никогда не проигрывающие маленькие капралы, которых армия прям сразу носит на руках — иногда это происходит и с довольно смешными немолодыми людьми, в жизни которых случалось много разного малоприятного.

А потом он приезжает с товарищами в знаменитом вагоне (там они ввели карточную систему на лежание, сидение и курение), и как-то тоже не совсем понятным мне образом вдруг оказываются у власти. Несколько раз перечитала этот момент, до того еще прослушала новенький October Чайны Мьельвиля, а все равно не поняла. Жестокие уличные бои были. В Кремле дважды случилась настоящая резня — сначала юнкера линчевали красноармейцев, потом юнкеров выбивали большой артиллерией. Как мрачно замечает автор, “братские могилы у Кремлевской стены глубже, чем обычно думают”. Вау, я бы об этом отдельно почитала, чтобы все-таки понять, что там было, и как за неделю большевики отжали власть у Временного правительства.

Много-много разного-разного, не могу не упомянуть только о еще одном поразительном эпизоде: Ленин и инновации. Вождь любил прогресс, читал фантастику и одно время привечал в Кремле всех изобретателей, независимо даже от их политических установок. “Гиперболоид инжеенра Гарина” ровно об этом периоде написан. И приходили разные совсем люди. Губкин, например, строит сланцеперегонный завод — вот здесь было бы круто толкнуть телегу, что в России сланцевый газ еще сто лет назад начали использовать, но это не совсем то. Некий Классон изобрел “торфосос”, и все носились с этим торфососом, как с писанной торбой. В свободное время от упования на великий проект всеобщего сбора шишек — и превращения шишек в топливо будущего. Был крестьянин с вечным двигателем из дощечек и шнурочков, был беспроводной телефон (в прототипе), был такой специальный мотор для лесоповала, который аккумулировал энергию падающего дерева — и повзолял ее использовать для рубки следующего. Вот этот сюжет “Ленин и инновации” кажется мне дико смешным, дико грустным и очень символическим. Вот о чем отдельная книга нужна. Меж тем, ГОЛЭРО, в общем, сработал, страну электрофицировали.

Как все заканчивается, вы знаете — Ленин переживает несколько инсультов, слабеет и умирает в Горках (прекраснейшее место, очень советую посетить. Сейчас там больше про ослепительную Зинаиду Морозову, чем про Ульяновых). И здесь приходит время последнего сюжетного разворота. Когда Ленин лежал уже совсем больной и беспомощный, в его жизни, как принято считать, начался последний бой — конфликт с Сталиным. Было письмо, был набор документов из которых следует, что Ленин однозначно считал Сталина врагом — на 20 съезде все это было использовано. Но — говорит нам тут автор — на самом деле, вряд ли так оно было. Факты, не бумаги последнего периода, показывают, что Ленин к Сталину на тот момент относился вполне нормально, идеи сделать преемником Троцкого у него не возникало, а бумаги порождались неким “черным кабинетом”, кем-то, у кого был полный доступ к телу и мотив для своей политической игры.

Кто же это, кто? Нет, не Троцкий, и не другие партийцы подрихтовали “политическое завещание” вождя. И тут автор наводит свет софитов на скрытую фигуру — Н.К. Крупскую, которая вдруг предстает роковой женщиной, красавицей (ну, в прошлом), интеллектуалом и тайным гением. Мухахаха. По-моему, это славный финал.