Книга середины 19-века, в которой нет ничего старомодного и отжившего: простой, чарующе ясный, без лишних витиеватостей язык, в который ныряешь сразу, как в рассказ хорошего друга, и человек, по глупейшему ложному обвинению отправленный в ссылку (мероприятие, за участие в котором задержали Герцена, подстроили, а самого Герцена туда позвать забыли – ну, не менять же теперь линию обвинения, может, он за диваном спрятался, вместе с 900 тыс., знаем мы такие случаи). Повсюду, где бы Герцен ни был, он разговаривает с людьми и документирует судьбы: будь-то изломанная судьба талантливого архитектора, которому не посчастливилось узнать, как легко в России разворовывается бюджет и находятся единственные виноватые, или вереница адовых мелких преступлений против крестьян – не ожидая справедливости на своем веку, Герцен борется против единственного, над чем властен, - против забвения.
Значительная часть книги посвящена любовной истории и семейной жизни: и если над головой Герцена-революционера разве что нимб не висит, то над ухом Герцена-мужчины где-то щёлкает кнут Симоны де Бовуар: читать его недоуменные размышления, что вот жена расстраивается из-за измены, странная женщина, любит-то он только её, без коньяка и песен Аллегровой невыносимо.
Ещё тяжелее читать ворчание постаревшего Герцена о загнивающей Европе в последней трети книги. Выступая против легкомысленного европейского потребительства, Герцен не забывает скрупулёзно решать вопросы со своим наследством в России. Особенно этот факт режет глаз, после лёгкой, полной надежд и вдохновения первой половины книги (и это несмотря на несколько ссылок, на удручающую жизнь, которую приходится наблюдать ежедневно в русской глубинке).
Тем не менее, мало с чем в этом году мне было так занимательно, весело и утешительно на душе, чем с этой 900-страничной эпопеей, пугающе актуальной и в своих думах, и в былом.