Пишу, как пишется

И как мне только следить зазаза всем гнилым барахлом. Хто я такой, собственно, как не раб, приклепанный ко всякой такой дряни. Остается лишь с жабостью смотреть на всех прочих плюдей, весело хахачущих и изливающихся надо мною.

Что за немилосердная сила повергла меня в это жирное несчастие?»
И снова Франк взглянул вниз, на жуткую картину, помутившую его взор чудовищным весом.

«Я честливый Дэйв,» – свердил он каждое утро, и то была уже половина дела.

Около четырех, когда огонь в калине полыхал с веселым хряском, заглянул полюсмен, которому было офигенно нечего делать.
"Добрыденьги, Майкл", - заказал полюцмен, но Майкл не ответил, потому что он был и глух, и нем, и не умел гомерить.
"Как жена, Майкл?" - продолежал полюсмен.
"Заткни-ко свое харло!"
"А я думал, что ты и глух, и нем, и не умеешь гомерить", сказал полюсмен.
"Что же мне теперича делать со всеми моими глухими- немыми книжками?!" - воскликнул Майкл, тут же поняв, что с этой проблемой придется повозиться.

Наступил Рождественский вечер, но Рэндольф хирел один.

Робкий
Я робкий, старомодный
Стеснявый я до слез
Я ни к чему не годный
Поверьте, я всерьез.
Я робкий до концов ногтей,
И пикнуть не решусь
Нет у меня совсем друзей
И танцевать боюсь.