Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма
- Publication year
- 2020
Impressions
- Fyodor Krasheninnikovshared an impression4 years ago
👍Worth reading💀Spooky💡Learnt A Lot🎯WorthwhileКрайне полезная и даже местами неожиданная книга.
Про то, что сталинская конституция 1936 года была набором лозунгов, который никто и не собирался воспринимать всерьез, все вроде бы знают. Но на самом деле все было трагичнее. Вопреки черно-белой схеме, сталинизм не был монолитным и общество тоже не было молчащим.
С одной стороны. обсуждение сталинской конституции вызвала прилив энтузиазма и многие люди действительно пытались ее обсуждать, надеялись, писали письма и предложения (все это автор анализирует по архивам). С другой стороны, Сталин и его окружение мыслили в рамках догмы которая явно противоречила реальности. То есть, они ждали от этой дискуссии одного, а получили совсем другое - прежде всего, информацию о том, что среди советского населения все еще существует много вполне осознанных критиков и врагов советской власти.
Поэтому обсуждение и принятие демократической конституции 1936 года плавно перетекло в 1937 год, когда Сталин вполне сознательно уничтожал целый группы населения.
Между прочим, книга позволяет увидеть у репрессий 1937 года вполне ясную логику. Конституция 1936 года ввела всеобщее тайное голосование, вроде как вернув право голоса всем гражданам (включая всяких бывших и лишенных прав ранее). Более того, предполагалось даже альтернативное голосование и такие эксперименты даже прошли!
В итоге советская власть обнаружило, что 1)население хочет выбирать 2)способно самоорганизоваться и голосовать не так как надо, пытаясь убрать особо одиозное начальство.
Вот вам и объяснение 1937 года: элиты чистили, чтоб среди кандидатов в депутаты не было никого хоть сколько-нибудь сомнительного, а население - чтоб выбить желание хулиганить на выборах.
Еще важное обстоятельство: именно тогда родился используемый до сих пор инструмент манипуляции итогами выборов через допуск к ним. То есть, голосовать вы можете тайно и как угодно, но кандидат будет один и заранее одобренной партией.
Короче говоря, все это очень интересно. - aefits36615shared an impression3 years ago
👍Worth reading
Quotes
- Alinahas quoted2 years ago
Все русские революции — 1905, 1917 и 1991 годов — совершались во имя модернизации и демократии, но складывающиеся в результате режимы упорно тяготели к авторитаризму. - Антон Гладкихhas quoted2 years ago
Разрыв между утопическим социалистическим проектом и российскими реалиями породил эту двойственность и зигзаги в политике: 1) введение в 1921 году Новой экономической политики (тактическое отступление), 2) ее отмена в 1928 году (возобновление социалистической программы), 3) статья Сталина «Головокружение от успехов» в 1930 году, 4) германо-советский договор о ненападении 1939 года (ситуационный маневр) и другие. Такие зигзаги были спровоцированы несовместимостью утопических амбиций с давлением реальности, сопротивлением человеческой природы, и усугублялись волюнтаризмом, плохим управлением, догматизмом руководства и головокружительной скоростью преобразований.
Политические лидеры руководствовались видением великой цели – социалистического идеала, – но в то же время им приходилось справляться с несовершенствами, с которыми они сталкивались на практике: отсталое население, неуправляемые местные власти, пугающее иностранное окружение. - Антон Гладкихhas quoted2 years agoКнига Дэвида-Фокса обогащает дискуссию о дихотомии советской жизни с элементами модерности и неотрадиционализма в СССР, выдвигая тезис о соединении в советском строе как модерных, так и других элементов: традиционных, специфически российских, или нелиберальных. После архивной революции, когда открылся доступ к документам с голосами масс, обнаружилась проблема непрямолинейного или искаженного восприятия официальной доктрины в обществе. Вслед за Фицпатрик, Суни и Виолой Дэвид-Фокс подчеркивает необходимость отличать уровень государственных намерений с тенденцией к гиперпланированию от неожиданных последствий и неконтролируемого хаоса на местах, которые возникают при реализации этих намерений. Для моей книги особенно эвристична сформулированная им и Евгением Добренко концепция обрядового и театрального характера презентации и потребления идеологии, когда граждане внешне демонстрируют «хорошее поведение», при этом пренебрегая ее смыслом и содержанием, что перекликается со взглядами историков на характер принятия населением христианства на Руси. Алексей Юрчак полагает, что этот разрыв между репрезентацией и содержанием идеологии сильно увеличился в позднем послесталинском социализме. Тем не менее, как я покажу далее, в 1930-е годы идеологическое послание конституции, помимо ритуальных внешних реакций у многих аплодировавших на митингах, все-таки было усвоено значительной частью участников дискуссии. Это особенно верно в отношении нового советского поколения, которое в силу молодости еще не прошло через циклы обманутых надежд. Многие из советских патриотов, особенно бенефициары, первоначально искренне поверили в конституцию и серьезно обсуждали ее содержание – демократию.
